— Нет, и тебе это известно!

— Так купите. Забот-то? У вас ведь много денег.

У него правда было много денег — судя по тому, как он ими сорил. Пил лучшее вино, ночевали они в хорошей гостинице, где никого не заботил их калардинский выговор, а одежда, которую эльф купил Эллен взамен изношенной, была, пожалуй, излишне роскошной, хоть и в темных тонах. Не лучший способ затеряться среди толпы... впрочем, Эллен ведь обзавелась защитником. Правда, эта мысль, которую она упорно твердила про себя, неизменно сопровождалась оттенком неуверенности. Да, он мужчина... он эльф, он в Тальварде, и он все еще жив. Но сможет ли и, главное, захочет ли он ее защитить, если — вернее, когда — им повстречаются охотники до легкой добычи?

Но он по крайней мере был очень щедр. Этого не отнять.

— Далеко хоть ехать?

— Не знаю.

— Проклятие! Что ты мне голову морочишь?! Где это место? Эллен молча улыбалась, а он продолжал сквернословить — больше ему ничего не оставалось. Ничего, когда они снова окажутся в гостинице, она отлучится под благозвучным предлогом, вернется в порт и выяснит, как добраться в Тарнас по суше. Хотя она знала, что это далеко. И долго. Спрашивала в одной таверне с хозяйкой-калардинкой, когда отчаялась найти способ попасть на корабль. Правда, деталями тогда не полюбопытствовала. А жаль. Теперь они шли обратно по той же пристани, и подол дорогого нового платья Эллен волочился по месиву из конского помета и рыбьей чешуи. Уже темнело, Эллен не терпелось дойти до гостиницы, а потом вернуться в порт и, узнав все необходимое, снова почувствовать себя хозяйкой положения. Эльф же, как назло, шел неторопливо, хотя и морщил нос от ядреных портовых запахов — однако оглядывался с интересом. Он впервые был здесь — как оказалось, во Врельере он приехал только накануне пожара. И сейчас вертел головой, будто простолюдин из глухой деревни, впервые выбравшийся в город. В уцелевшей части порта торговля шла бойко, как никогда; торговцы пытались хоть как-то возместить убытки после пожара. Вдоль прибрежной полосы тянулись помосты невольничьего рынка, народу там было больше, чем где бы то ни было, — стоянка в порту нынче стоила дорого, и рабовладельцы спешили сбыть с рук товар. Эллен, проходя мимо этого участка пристани, прибавила шагу. Рабство постепенно изживало себя, в Калардине его отменили еще до рождения Эллен, и в подобном месте ей становилось не по себе. Эльф же, напротив, пошел медленнее, разглядывая выставленные напоказ обнаженные тела.

— Дикая страна, — протянул он, но звучало это вовсе не осуждающе, а скорее с восхищением, к которому примешивалось слабое, но нескрываемое вожделение.

— Идемте, — снова попросила Эллен.

Он дернул плечом, будто до него дотронулся смерд, беззлобно бросил:

— Заткнись, сказано. — И, помолчав, добавил: — Когда я стану вашим князем, то снова узаконю рабство.

Эллен круто развернулась к нему.

— Что? — изумленно выдохнула она, остановившись. Эльф тоже остановился и посмотрел на нее, рассеянно улыбаясь. Кажется, он говорил вполне серьезно. — Вы в своем уме... милорд?! Калардинцы никогда этого не позволят!

— Калардинцы возьмут в жены эльфиек, а тальвардок возьмут наложницами, — весело сказал эльф. — Не думаю, что это придется им не по душе.

— И совсем скоро от одних родятся эльфы, а от других — новые рабы, — тихо проговорила Эллен.

Эльф улыбнулся шире.

— А ты не так уж и глупа. — Он потрепал ее по щеке и снова развернулся к помостам, широко расставив ноги и заткнув пальцы за пояс. Эллен смотрела в его широкую спину, меж изящных лопаток, и думала: «Как хорошо, милорд, что вам никогда не стать калардинским князем».

Выжидающая поза эльфа и его оценивающий взгляд ввели в заблуждение торговца, стоявшего у помоста, возле которого они оказались. Тот не преминул воспользоваться ситуацией, тем более что покупателей сманил его сосед — в пяти шагах от них шумно шел торг за здоровенного, как скала, галерного раба.

— Извольте, добрый господин! — бурно жестикулируя коротенькими ручками, воскликнул работорговец, обращаясь к эльфу; по выговору, как и по незапоминающейся внешности, его происхождение определить было трудно. — Взгляните только!..

Он что-то лопотал и кланялся, а Глориндель смотрел — теперь уже не отрываясь. Эллен подняла голову и поняла, что он не случайно остановился именно здесь.

На невысоком деревянном помосте стояла женщина. Странной внешности — темнокожая, с густыми, но почему-то коротко стриженными волосами — черными, на свету отливавшими алым. Лицо у нее было не красивым, но броским, приковывающим взгляд. От нее веяло безудержной плотской привлекательностью — и в то же время опасностью, несмотря на то, что стояла она смирно, потупив взгляд и прикрывая руками груди, столь большие, что за ладонями прятались только соски. Рабыня для утех — таких предлагают множество по всему побережью. Странно, что ее никто не купил до сих пор... и в то же время Эллен, хоть и не была мужчиной, понимала: ничего в этом нет странного. С такой женщиной хорошо усладить свою плоть единожды, но на второй раз уже она будет госпожой, а ее хозяин — рабом. Подобных женщин покупают богатые бордели, но не частные лица, — а держатели богатых борделей предпочитают закрытые торги, это знала даже Эллен, в родной стране которой не было рабства. Непонятно, как этого мог не понимать хозяин девушки...

Последняя мысль отдалась в Эллен неясной тревогой, и она всмотрелась в рабыню пристальнее, пытаясь понять, что же здесь не так...

— Сколько? — спросил эльф.

Эллен вскинула на него взгляд. Что за глупость?

— Пятьсот монет всего-то навсего, добрый господин, — обрадовался хозяин.

Вожделение в глазах эльфа на миг подернулось дымкой разочарования.

— Да ты никак безумен, — с сожалением сказал он. Хозяин всплеснул руками.

— Помилуйте, сами же видите, какова краса! А груди! А на зубы только взгляните!

— Зубы ее меня как раз меньше всего интересуют, — сухо усмехнулся эльф — но Эллен видела, что его едва ли не трясет. Зрачки расширились до размеров радужки, дыхание было глубоким и медленным, словно он пытался совладать с собой, и Эллен могла бы поклясться, что, дотронься она до его мужской плоти, та оказалась бы в полной готовности...

Она внезапно представила, как делает это, прямо здесь и сейчас, — и эта мысль была до того непристойной, что нескрываемое желание Глоринделя, столь странное для аристократа любой нации, не говоря уж об эльфах, показалось ей простительным и естественным. Эллен виновато отвела глаза, уверяя себя, что он может делать все, что ему заблагорассудится, — и тут же вскинулась, услышав громкий шепоток работорговца:

— Но я понимаю доброго господина... все же деньги и впрямь немалые... и готов всего за двадцать монет дать опробовать товар. У меня и местечко есть...

Так вот в чем дело! Это всего лишь проститутка и ее сутенер, маскирующиеся под рабыню и хозяина — может, чтобы таким образом уйти от традиционного налога на проституцию, а может, по другой причине...