— Кто там? — крикнул он громче, чем нужно. — Кто?

Не теряя времени на мысли о безопасности, хлопчик загрохотал ногами по лестнице и, опустившись до ее середины, встал, глазея на меня в полном недоумении.

— Ты кто?

Тот случай, когда наилучшим действием является полное бездействие.

Я стояла соляным столбом, без единого движения. Большинство светильников в мастерской были отключены за ненадобностью, а горящие находились за моей спиной, и на фоне такого освещения я должна была выглядеть темным силуэтом, без деталей и подробностей. Поэтому узнать меня охранник не мог. Он и не узнавал. Видел только, что женщина, а женщин у нас пока не опасаются. Озадаченный моим необъяснимым появлением в запертом на все замки помещении, хлопец, не сводя с меня глаз, медленно двинулся вниз. В его специфически функционирующеи голове сейчас шел процесс перехода от «кто это?» до «хватай ее!», и надо было уловить середину. Хлопец ступил на пол и, подчиняясь остаткам нерешительности, задержался и с опаской двинулся ко мне. За его спиной я заметила едва уловимое движение, и из-под лестницы по-звериному бесшумно появился Дмитрий, шагнул, поднимая вверх руку.

— Осторожно! — взвизгнула я так, что гул пошел по всем закоулкам. Хлопец дернулся от неожиданности. От неожиданности же и Дмитрий задержал движение руки.

— Ты чего? — спросил хлопец и, привлеченный шорохом за спиной, обернулся так, что падающий уже удар, направленный в затылок, угодил в лоб. Охранник пошатнулся" вцепился в Дмитрия, но, приняв еще удар, расслабил ноги и мягко повалился вперед. Дмитрий посторонился.

— Все! — сказал он и, постояв над упавшим, бросил на него свою железно-матерчатую дубинку. Я присела над хлопцем, ощупала его голову. Обошлось даже без ссадин. Удачно.

— Пошли, Татьяна, а то скучно девается.

К Дмитрию настроение возвращается. Хорошо! Посмотрела на него снизу вверх долгим взглядом. Нет, как все-таки неприятности сближают людей! Знакомы с ним всего ничего, а как родной он мне. Настроению его радуюсь.

Мы не торопясь обошли мастерскую, потолкались во все двери, ворота, калитки, какие только попались нам по пути. Как я и ожидала, все входы-выходы были добросовестно заперты.

— Наверх? — предложил Дмитрий.

— Да, там окна есть, — ответила я и первой потопала в будочку, откуда неясно шептала музыка.

Имел место риск нарваться на еще одного охранника, но небольшой, поскольку времени с момента выхода хлопца прошло немало, а никакого беспокойства мы пока не заметили. Разве что спит он там беспробудно.

Мои опасения на этот счет были напрасными. Будочка оказалась клетушкой со столом, стулом и тремя окнами, выходящими на три стороны света. Под настольной лампой лежала раскрытая книга, за ней — транзисторный приемник. Вдвоем здесь было бы тесно. В заиндевевшие окна видна вся округа, освещенная прожектором, находящимся вне поля зрения, — заснеженные крыши, хорошо уезженный проезд между гаражами, в котором, приткнувшись в тупичке, совсем рядом, виднеется крыша оставленной на улице машины. Мои глаза пристыли к ней, захотелось рассмеяться и хлопнуть в ладоши или Дмитрия по плечу. Мне ли не узнать свою «девятку»!

Дмитрий начал нудную возню с телефонным проводом от аппарата, прикрепленного к стенке, крутил его и дергал. Для хорошего рывка ему не хватало места. Выдернув провод из его пальцев, как вырывают какую-нибудь дрянь из рук малыша, я властным движением отодвинула его, слегка опешившего, в сторону, с силой швырнула бормочущий транзистор в окно и, не успели еще отзвенеть осколки стекла, жестом пригласила его в путешествие.

— Прошу вас, милостивый государь!

— А телефон?

Послав телефон к черту, я спровадила его на крышу гаражного ряда. С крыши он спустил меня за руки, и вскоре мы сидели в машине, радостные и нетерпеливые. Только бы ворота на выезде из гаражного городка оказались открытыми!

Во дворе дома Дмитрия шумела ребятня, контролируемая сударушками-пенсионерками, чинно гулявшими взад-вперед перед домом.

Машину я припарковала, выбрав уголок потемнее и подальше от пешеходных маршрутов, но с хорошим обзором окрестностей.

Дмитрий, положив ладонь на мою руку, слегка сжал ее, погладив запястье. Его глаза, отражавшие свет неблизких фонарей, влажно мерцали.

— Татьяночка! — проговорил почти шепотом. — С тобой все удается. Судьба тебе ворожит, что ли?

— Судьба, — отозвалась я. — И сама ворожу тоже. Смотри.

Я достала из «бардачка» замшевый мешочек с гадальными костями, распустила веревочку.

Бандиты, перегнав машину от дачи Филипповых до своей мастерской, спички горелой с пола не тронули. Уцелели не только кости, но даже бумажки в несколько сотен рублей, лежавшие в «бардачке» так, как я их там положила.

— Выходит, недаром тебя Ведьмой зовут? Почетное звание.

Я поморщилась:

— Это кличка, Дмитрий. Так меня уголовники зовут.

— Я знаю, Ведьма, чародеи должны отличаться от пестрой массы способностями и умом. Так что не морщись.

Я исполнила его желание — улыбнулась и со вздохом ответила:

— К сожалению, любезный, ты на чародея не тянешь.

— Какой чародей! — Он коснулся лбом моего уха. — Разве чародей попадает в передряги так, как я?

Ситуация постепенно развивалась в интимную сторону. Это было лишним, каким бы симпатичным он ни был, и я вытряхнула из мешочка кости.

3+17+33. Сочетание нечеткостей.

«Окончание, завершение, эпилог — иллюзия, которой живет человеческий ум, дробящий на части непрерывность действительности. День сменяется ночью. За расставанием следует встреча. Будьте готовы встретить утро нового дня».

Я продекламировала это Дмитрию по памяти, как короткое стихотворение. Он смотрел на меня распахнутыми, слегка удивленными глазами с мягкими искорками в глубине зрачков. Мне хотелось взъерошить его волосы, погладить щеки. Это не влюбленность, не слабость, это наваждение, наведенное предчувствием расставания после совместно пережитых волнений. Это наваждение всего лишь, и я была его сильнее. Я его контролировала и сопротивлялась ему, а Дмитрия, похоже, оно одолевало. Обижать его не хотелось, поэтому вести себя следовало осмотрительно и осторожно. Тем более что назревший разговор о деньгах господ Филипповых начать только еще предстояло.

— Утро нового дня, — задумчиво повторил он. — Надеюсь, оно будет приветливей вечера. Хотя чего сетовать — на свободе и в безопасности, в обществе очаровательной женщины…

— Не расслабляйся, приятель!

Не удержалась я, погладила-таки его по щеке, почувствовала, как он напрягся. Не скажу, что это не доставило мне удовольствия.

— Счет нашего времени идет на минуты. Пашина «братва» скорее всего уже на коней садится. А искать нас начнут с самого простого — с проверки квартир.