– У тебя с ней роман? – жестко спросила она.

Андрею пришлось сильно напрячься, чтобы опустить голову: слишком крепко Римма держала его подбородок… Сильные у нее руки. Теперь ясно, как она смогла связать его и запихнуть в багажник своей машины.

– Не твое дело.

– Значит, роман… Хотел бросить меня и уйти к ней?

– Это не имеет значения.

– Имеет!!! Ты имел меня, теперь я буду иметь тебя. И никуда ты от меня не денешься!

– Пошла отсюда! – не вытерпел он.

Римма ударила коротко, без замаха, но так, что у Андрея пошли круги перед глазами и зазвенело в ушах. Он с трудом перехватил вторую руку, выкрутил ее за спину, взял Римму на болевой прием.

– Не надо со мной так! – жестко произнес он. – Я тебе не мальчик для битья!

– Ты от меня никуда не денешься…

В ее голосе не было уже свирепости и угрозы. И звучал он обезоруживающе жалко. Руки у Андрея разжались сами по себе.

Римма смахнула со стола свою футболку, оделась и какое-то время стояла спиной к Андрею. Ладони закрывают лицо, голова наклонена, плечи сжаты, мелко подрагивают. Казалось, она плачет.

Наконец она повернулась к нему лицом. Глаза мокрые, на щеках размазана тушь.

– Ты прости меня, – сокрушенно всхлипнула она. – Я не хотела…

– Чего ты не хотела?

– Глупо как-то все получилось.

– Глупо?!. Это не глупость. Это преступление!.. Я не должен быть здесь.

– Лучше здесь, чем в земле… Дядя уже вынес свой приговор. Или здесь, или пулю в лоб…

– Плевать мне на твоего дядю.

– Не надо так. Он здесь не просто хозяин, он здесь закон. Как скажет, так и будет…

– Ты тоже плюнь на него.

– Не могу…

– А через не могу?

– Тогда и через не хочу… Мне нравится такая жизнь, и я ничего не хочу в ней менять…

– Тебе нравится грабить и убивать?

– Я не убивала.

– А твой дядя?

– Он убивал… И тебя убьет, если будешь много спрашивать…

– Ты его соучастница. Сколько веревочке ни виться, все равно конец будет…

– Нас голыми руками не возьмешь.

– Все так думают, пока за решеткой не оказываются…

– За решеткой сейчас ты. Дядя сам придумал эту камеру, когда строил дом… Если ты думаешь, что сможешь отсюда убежать, выбрось это из головы. Подкоп ты не сделаешь, а дверей целых две – эта и в дом снизу…

– Но ты можешь помочь мне выйти отсюда.

– Это исключено…

– А говоришь, что любишь меня.

Андрей осознавал нелепость ситуации, в которой оказался. Но эта нелепость пригвоздила его к этому клочку забетонированной площади – хоть и незаконно, зато наглухо. Он отстранен от дел, он вырван из жизни. Дверь в камеру действительно крепкая, и замок хороший – нужна специальная отмычка, чтобы взломать его. Но не было такой отмычки, да и не сумел бы Андрей воспользоваться ею – он же не вор. Есть еще дверь из подвала, наверняка она тоже закрыта… Но если Римма поможет ему, он сможет обрести свободу. А она поможет, если он сумеет сыграть на ее женских слабостях…

– Люблю. Но этим ты меня не прошибешь, – уверенно мотнула она головой. – Я не стану тебе помогать… Я хоть и баба, но не дура. И думаю головой, а не сердцем… О чем задумался, мой дорогой? – надменно усмехнулась она.

Слезы высохли на ее глазах, плечи расправились.

– Думаешь в заложницы меня взять? Не выйдет. Если дядя сына не пожалел, то меня жалеть точно не станет. Не выпустит он тебя…

– Твой дядя – чудовище.

– И как же я могу быть с ним, ты это хочешь спросить… Я такое же чудовище, как и он…

Это звучало цинично и правдоподобно. Глядя на Римму, Андрей сильно сомневался, что на нее можно рассчитывать. На нее можно было положиться только в постели, а в остальном – она целиком и полностью на стороне своего дяди.

– В заложницы я не пойду, а в наложницы – легко!

И опять ее взгляд замаслился, заискрил распутными блестками. Футболка снова полетела на стол. Извиваясь телом и раскачивая бедрами, она изящно стянула с себя тесные джинсы. Остался только последний предмет туалета…

Андрей не знал, как ему поступить. С одной стороны, он был мужчиной с достойным либидо, с другой – он должен был гнать от себя Римму… От сомнений избавило резкое изменение ситуации. С грохотом отворилась дверь, и в узилище вломились три парня с красными от водки физиономиями.

Двух из них ему приходилось видеть. Герман и Себастьян. О третьем он только слышал – или Олег, или Игорь.

Это был высокий и полноватый брюнет с черными как антрацит глазами. Длинные волосы в итальянском стиле, крупные черты лица, смугловатая кожа. В его пылающем взоре и резких движениях легко угадывался горячий южный темперамент. Он первым бросился к Андрею, по пути оттолкнув обнаженную сестру.

– Убью падлу!

Или он очень рассчитывал на свои силы, или забыл, что у Андрея развязаны руки – так или иначе он повел себя не очень осторожно. Его замах оказался слишком широким, а темп движения недостаточно быстрым. Андрей не стал брать его на прием. Просто резко сблизился с ним, блокируя ударную руку, на мгновение обхватил своими ладонями его лицо и со всей силы врезал ему лбом в переносицу. Но в это время на него уже напрыгивал Герман, а сразу за ним Себастьян. Одного он смог ударить локтем в челюсть, но второй сумел с лету толкнуть его в плечо, сбить равновесие. И устоявший на ногах Герман тут же внес свою лепту. Жару поддал пришедший в себя брат Риммы…

Андрей сопротивлялся как мог, но все же был сбит на пол. Сначала его избивали ногами и руками, затем в ход пошли табуретки… В конце концов что-то с треском обрушилось на голову, и сознание разлетелось на мелкие ярко-красные частицы…

Кабинет Андрея был закрыт, и сколько ни стучала Вика в дверь, ей никто не открывал.

В последний раз она виделась с ним пять дней назад, когда подвозила его к зданию РОВДа. И все это время она дулась на него за то, что он не подпускал ее к себе. И проклинала себя за то, что навязывала ему свою любовь… Да, она любила его, но зачем было выставлять это напоказ?.. Впрочем, она знала зачем. Знала, что сам он ей навстречу не пойдет. Она сама бросила его в прошлом, сама должна была добиваться его в настоящем. Все правильно, так она и должна была поступать сейчас, но как же стыдно – и перед ним, и прежде всего перед собой…

– Здравствуйте, Виктория Михайловна, – официальным тоном, но с приватным огоньком в глазах поздоровался с ней майор Каракулев.

Он только что вышел из своего кабинета, но если бы он не обратился к ней, она бы и не заметила его – настолько была погружена в свои мысли.