Увлекшись, Луций поймал себя на том, что отвешивает легкий поклон придорожному миллиарию. Он бросил быстрый взгляд на тихо напевающего возницу и снова откинулся на спинку сиденья.

«А хорошо было бы… — мечтательно вздохнул он. — Туника с широкой пурпурной полосой, двенадцать ликторов, расчищающих перед тобой дорогу и готовых по первому твоему слову бросить кого угодно в Мамертинскую тюрьму или даже убить!.. Но Квинт может обидеться! — снова вспомнил он о брате и помрачнел. — Если он узнает, что я мог заехать за ним и не заехал, то не простит меня, даже если я стану консулом. Это же Квинт! Что же делать?.. И потом я ведь надеялся, что только он может уничтожить все эти сомнения. А почему только он? У меня что, у самого нет ума?

Однако на ум ничего не шло.

«О боги, вразумите меня, подскажите выход!» — взмолился, наконец, Луций. Но боги тоже ничего не подсказывали, и тогда он стал срывать свое зло на других.

— Опять ты ползешь, как беременная муха! — набросился он на возницу. Обернулся и погрозил кулаком рабам: — А вы почему плететесь сзади? Сколько можно приказывать быть всегда впереди, чтобы предостеречь господина от опасности! Или не видите, что впереди толпа?

Нахлестывая плетками коней, рабы рванулись вперед и вскоре остановились. Повозка едва не налетела на них.

— Кто такие? — нахмурился Луций, видя перед собой грязных, одетых в лохмотья людей, загородивших дорогу: — Разогнать!

Рабы обнажили оружие, но не успели воспользоваться им. Незнакомцы окружили их и ухватили коней за поводья.

— Разбойники? — побледнел Луций. — Беглые рабы?!

— Нет, господин! — покачал головой возница. Хорошо знакомый со здешними порядками, он пояснил перепуганному римлянину: — Это лишенные земли крестьяне. Они не желают жить в Риме и ютятся вон на том холме. Там они пьянствуют и целые дни предаются праздности!

— Как же их теперь отогнать?

— Подай им несколько ассов, и они сами отстанут от нас!

— Подай нам на жизнь! — нестройно подтвердили едва прикрытые рубищем нищие. — Слышишь, толстосумый римлянин, подай, а не то…

— Нате, подавитесь!

Луций швырнул на дорогу пригоршню медных монет.

Нищие, получив милостыню, лениво побрели к холму, посылая римлянину воздушные поцелуи.

— Несчастная Италия! — качая головой, проводил их взглядом Луций и подумал, что как только он станет консулом, то первым делом прекратит это безобразие на дорогах. Виданное ли дело — нищие крестьяне распустились до того, что останавливают знатных квиритов, да еще и угрожают им!

— А вот и Капуя! — громко сообщил возница, кивая на показавшиеся вдали стены города и его храмы. — От нее до италийского порта Тарент — всего пять дней пути. Если, конечно, путешественники едут в Малую Азию через Грецию! А те чудаки, что решают добираться туда через Македонию, тратят целых восемь дней до другого нашего порта — Брундизия!

Задумавшись над словами возницы, Луций даже не заметил, как они въехали в Капую. Как и во всех крупных городах Италии, гостиницы здесь располагались вблизи городских ворот.

— Вон в той гостинице «Под мечом» можно найти отличных лошадей, — показал возница на вывеску с двумя перекрещенными мечами. — А в этой «У орла», — Луций увидел нарисованного над дверью двухэтажного здания орла с грозно поднятыми крыльями, — самый лучший ночлег в Капуе!

Привыкший к тому, что нанявший его римлянин постоянно спешит, заставляя гнать лошадей, день и ночь, возница уже направил коней к вывеске с мечами, но Луций толчком в спину остановил его.

— Давай туда, где лучший ночлег! — к радости возницы, приказал он. — Мне нужно как следует выспаться сегодняшней ночью.

«И — подумать…» — продолжая бороться с самим собой, добавил он про себя.

От обильной выпивки, предложенной хозяином гостиницы «У орла», Луций решительно отказался. Он ограничился двумя кружками напитка из виноградного сока, подслащенного медом. Горбоносый хозяин, сутулый и настороженный — сам похожий на горную птицу, услужливо провел его на второй этаж и распахнул дверь своей лучшей комнаты для постояльцев. Луций увидел перед собой небольшую клетушку с грубым ложем, столиком и свечой.

— Ах, да! — вдруг воскликнул хозяин гостиницы. Сбегал куда–то и принес ночной горшок. Поставил его на полку ложа. — Приятных сновидений! А может, еще вина? Или каких–нибудь развлечений?

— Оставь меня! — отмахнулся Луций, и хозяин, притворяя дверь, пробормотал:

— Как будет тебе угодно, Гней Лициний! Только бы никто не обвинил меня потом в том, что я плохо встретил римского посланника, имеющего легацию, которую подписал сам городской претор!

«Так что же теперь делать? — оставшись один, принялся ходить из угла в угол Луций. — Одна сенаторская туника, а больше нам, конечно, не дадут, будет узка для нас с Квинтом. К тому же ее скорее дадут ему, не запятнавшему свою римскую честь торговлей, чем мне. Да и пятьдесят миллионов сестерциев — тоже не шутка!»

Он опустился на ложе и, чтобы хоть чем–то отвлечься, стал изучать надписи на стенах, сделанные прежними постояльцами.

«Гай Сентий, центурион I когорты III легиона ночевал в январские календы».

— Привет тебе, Гай! — мрачно усмехнулся Луций. — Где ты теперь: в Испании или Сицилии? Цела ли твоя голова?

«Панса своей рыбоньке — до новой встречи!» — гласила следующая запись.

— Не эту ли рыбоньку предлагал мне для развлечений хозяин?

«Виниций был здесь с Фортунатом в год консульства Сервилия и Квинта Помпея».

— Долго же хозяин не мыл стены в своей лучшей комнате! — покачал головой Луций. — Представляю себе, что тогда творится в худших!

Если все мужество в роду унаследовал Квинт, то помимо таких слабейших человеческих качеств, как малодушие и трусость, Луцию достался еще и острый ум — не случайно брат доверял ему все торговые сделки… И Луций собрал весь его воедино…

«Не может быть, чтобы эллинские боги были сильнее наших! — наконец озарил его спасительный вывод. — Иначе бы Рим никогда не завоевал Элладу! Значит, и то, чему они учат — вернее! И никакого Аида для умерших вовсе и нет? Но только пока об этом тс–сс! Никому… Даже себе!

Новые надписи вызвали у него уже улыбку. И не потому, что их содержание было более веселым. Одна из них, сделанная, очевидно, рукой самого хозяина гостиницы, содержала правила поведения для постояльцев.

«Ноги пускай раб омоет и насухо вытрет,

Ложе салфеткой покрой, наши платки береги!»

Прямо под ней кто–то, тоже в стихах, выразил свое возмущение отсутствием всяких удобств:

«Мы помочились в постель. Виноваты мы, ладно, хозяин.

Но почему же ты нам не дал ночного горшка?»

Последние слова окончательно развеселили Луция. Посмеиваясь, он отстегнул на плече фибулу и острым краем нацарапал на стене: