Чтобы проникнуть в мою квартиру, Спанки не требовалось ни ключа, ни тем более моего приглашения. Если бы вдруг он пожелал моей немедленной смерти, то с легкостью осуществил бы это. Я нисколько не сомневался, что ему по силам буквально все.

В тот день мне постоянно мерещились какие-то подозрительные звуки, доносившиеся из разных концов квартиры. То беспрерывное постукивание в спальне, то странные шорохи, то вдруг мне начинало казаться, что некая неведомая сила распирает изнутри водопроводные трубы. В кухне слышалось какое-то слабое шарканье ног по полу — возможно, это были всего лишь мыши. Я не мог избавиться от мысли, что Спанки находится у меня в квартире, может быть, даже следует за мной из комнаты в комнату, выжидая, когда я всюду погашу свет.

Чуть позже, сидя в кресле и прислушиваясь к неумолчному шуму дождя, я даже подумал, уж не убить ли мне кого-нибудь, чтобы отдать ему жизнь другого человека вместо своей собственной. В конце концов, смерть настигает кого-то чуть ли не каждую секунду. По всему свету ослепленные религиозным фанатизмом люди безжалостно убивают друг друга, не испытывая ни жалости, ни угрызений совести, а творцы смерти и кровавой бойни остаются в тени, неведомыми для своих жертв.

Они проходили перед моим мысленным взором: слабые, потерянные, невинные, попавшие в кровавую мясорубку войны, в которой ни одной из сторон не суждено стать победителем. Пули отклонялись от своей цели, ребенок случайно ступал на минное поле и оказывался разорванным на куски. Умереть ни за что, даже не успев сообразить, как это произошло... Я даже подумал, что в мире таится столько бессмысленной жестокости, что на ее фоне какой-то даэмон — сущий пустяк.

Впрочем, я прекрасно понимал, что абсолютно не способен на подобную жестокость и что искать выход из положения придется мне одному. А в моем распоряжении оставались всего лишь считанные часы.

И тут меня вдруг осенило. Теперь я уже не сомневался, что подобные фокусы Спанки проделывал и прежде Бог знает сколько раз, и мне вдруг захотелось взглянуть на плоды его трудов. Как-то он упомянул одну из своих жертв — это была женщина из Западного Лондона, “дело” которой он посчитал явно проигрышным. Он тогда даже пошутил насчет ее имени, сказав, что оно полностью соответствует ее типу личности. Уже через несколько минут я смог припомнить его.

Мелани Палмер.

Ну что ж, для начала сгодится и это.

В первый и единственный раз в жизни лондонский телефонный справочник действительно помог мне.

В Западном Лондоне оказалась одна-единственная Мелани Палмер, и номер ее телефона значился в справочнике. Жила она где-то в Хаммерсмите. Я набрал номер, но мне никто не ответил, автоответчика же у Мелани Палмер не было. За неимением ни времени, ни какого-либо иного плана действий, я немедленно отправился по указанному адресу.

Дождь лил весь день. В результате Хаммерсмит оказался сплошным средоточием дорожно-ремонтных работ и затопленных тротуаров. Ориентируясь по своему потрепанному дорожному атласу, я наконец отыскал тихую улочку, застроенную стандартными домами с эркерами, заклеенными лентой стеклами и увядшими растениями в загаженных собаками кадках. Обитавшие здесь люди, судя по всему, все еще продолжали бороться за достойное существование, однако постепенно сдавали одну позицию за другой.

Отыскав нужный мне дом номер семьдесят пять, я не увидел в окнах света; внутри стояла мертвая тишина. Войдя в маленький палисадник, я заглянул в темные окна.

— Уехала она, — сказала молодая женщина, закатывая велосипед в холл соседнего дома. — Ведь вы ищете миссис Палмер?

— Да.

— Вы ее друг?

— В общем-то нет. Скорее знакомый ее друзей.

— Видите ли, с ней произошел несчастный случай, и она больше здесь не живет. — Женщина прислонила велосипед к стене узенькой прихожей и снова вышла ко мне. Нетрудно было заметить, что она рада возможности хоть с кем-то перекинуться словом. — Это случилось в мое отсутствие — в тот уик-энд я ездила к сестре. Видимо, она возилась на кухне, когда там вспыхнул пожар.

— Когда это случилось? — спросил я. — Она не пострадала?

— Несколько недель назад. Я слышала, сейчас она уже поправляется, хотя зрение восстановить не удалось. Кажется, виной тому какая-то бытовая химия. По правде говоря, мы с ней особенно не дружили. А в последнее время она и вовсе стала какая-то чудная.

— Что вы имеете в виду, говоря “чудная”?

— Ну, странно как-то себя вела. И с ней трудно было общаться. То она жаловалась на какие-то звуки, хотя мы ничего подобного не замечали, а то вдруг принималась разговаривать сама с собой.

— А вы не помните, что именно она при этом говорила?

Женщина многозначительно посмотрела на меня, словно желая удостовериться, что я не шучу.

— Да в общем-то нет. Но со стороны могло показаться, будто она и в самом деле с кем-то разговаривает. Встанет так у себя под окнами и будто спорит, спорит с кем-то. Я старалась не показать виду, что наблюдаю за ней. Неловко как-то было смотреть на все это.

— А вы не знаете, где она сейчас?

— Кажется, поехала к своей матери, живущей на побережье. У меня есть ее номер телефона — она оставила его на всякий случай.

— Вы не могли бы сообщить мне его?

— По правде говоря, не следовало бы этого делать — уж очень близко к сердцу она все это приняла.

Я снова посмотрел на темные окна дома. Видимо, Спанки из вечера в вечер являлся сюда, пытаясь уговорить Мелани сдаться и позволить ему вселиться в ее тело, нашептывал ей на ухо жестокие угрозы, крадучись, повсюду следовал за ней, предрекал страшные муки. Когда несчастной женщине стало невмоготу, она метнулась на кухню...

После этого Спанки утратил к ней всякий интерес. Итак, с Мелани Палмер Спанки зашел слишком далеко, искалечив ей душу и тело, а потому вынужден был продолжить поиски. Точнее, вернулся к своему первому кандидату — ко мне.

Соседка написала номер телефона на обрывке конверта и протянула его мне.

Я вернулся домой и уже вставил ключ в замочную скважину, когда внезапно ощутил это — исходившую изнутри смесь запахов бренди, нюхательного табака и мускуса.

Несмотря на отсутствие каких-либо признаков проникновения в квартиру посторонних, я знал, что Спанки уже побывал здесь. Слабый след его присутствия, подобно легкому дыханию осени, ощущался на всем — на мебели, на дверных ручках. Завернутая в фольгу книга под. матрасом осталась нетронутой, но остальные предметы оказались чуть сдвинутыми с места — ровно настолько, чтобы я догадался о его визите. Он наверняка проверял меня, пытаясь просчитать мой следующий шаг: то ли я сдамся, на что он явно рассчитывал, то ли решусь сопротивляться. Впрочем, он уже достаточно хорошо изучил меня, чтобы почувствовать, какое именно решение я предпочту. Так чего же он тогда ждал от меня?