Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ну, или, во всяком случае, думала, что разорвала». Все-таки маленький волшебник каким-то образом прицепился к ней – как цепляется паутина, запутавшаяся в волосах.
Любопытно, подумала Алиса, что пещера гоблина обрушилась точно так же, как безумное заведение «Бабочки», когда Алиса убила Гусеницу. В чем же тут дело – в Алисе или в том, что волшебники тесно связаны с местом, в котором живут? И если так, то как же она?
«Волшебница без дома», – подумала Алиса. Та, чье исчезновение даже травинку на лугу не всколыхнет. Кто будет по ней скучать, когда она умрет? Родители, несомненно, считали, что она погибла при пожаре в лечебнице – и, наверное, восприняли печальное известие с немалым облегчением. После возвращения из Старого города Алиса перестала быть для них дочерью, став только нежеланной обузой.
Тесак теперь волк, забывший о том, что когда-то был человеком, и привязан он к Белой Королеве. Если бы гоблин включил Алису в свою коллекцию, никто бы об этом не узнал, никто бы не озаботился ее судьбой. Эта досадная мысль заставила Алису призадуматься: зачем она вообще идет вперед и сражается?
«Потому что ты должна жить, Алиса».
Но это не похоже на жизнь. Она только что убила кошмарное чудовище и сделала это сама, собственными руками, без помощи Чеширского, или Тесака, или кого бы то ни было еще.
– Я победила, – сказала Алиса пустой комнате.
Но это не похоже и на победу. Скорее уж – на выживание. А Алиса устала выживать, устала от волшебства, от поисков, от крови. Ей хотелось жить, жить по-настоящему, как живут обычные люди.
«Как Бринья и другие обитатели деревни у подножия этой горы? Разве это жизнь, когда твоих детей крадут из-за каприза ведьмы?»
– Я жива, – сказала Алиса себе, как будто это должно было ее утешить.
А потом заплакала. Она плакала, потому что была испугана и одинока. Плакала, потому что ее напугал гоблин, потому что она едва не стала очередной его жертвой. Плакала, потому что до конца пути было еще далеко, потому что нужно было найти потерянных детей и спасти Тесака. Плакала, потому что ей предстояла встреча с Белой Королевой и потому, что руки ее были черны от крови гоблина.
Закончив плакать (на это ушло много времени, ведь у нее внутри скопилось слишком много непролитых слез), Алиса встала, отряхнулась – и оцепенела.
Ее мешок и плащ исчезли.
Логично, конечно, что их должно было засосать в дыру вместе с остальной свернувшейся комнатой. Но теперь у нее остались лишь нож в руке да та одежда, что была на ней. Может, это и не было бы проблемой, если бы не кое-что, лежавшее на дне мешка.
Маленький стеклянный пузырек с прелестной багряно-фиолетовой бабочкой. Бабочкой, упавшей в волшебную бездну и, будем надеяться, исчезнувшей навсегда. Какая-то часть Алисы испытала при этой мысли безмерное облегчение. С плеч ее словно свалилась тяжесть, которую она таскала с того дня, когда обманом засадила волшебника в склянку.
Но другая ее часть, та самая, которой принадлежал придирчивый ворчливый голосок, живший в глубине сознания, – так вот она была обеспокоена. Что, если волшебство, уничтожившее логово гоблина, каким-то образом вернуло ту маленькую багряную бабочку (отныне она не станет произносить его имени, даже думать о нем не будет) к жизни?
– Не нужно волноваться об этом сейчас, Алиса, – твердо сказала она себе. – У тебя и без того проблем предостаточно.
«Но что, если?..»
Нет, никаких «что, если». Бабочка исчезла, и Алиса определенно не станет снова открывать эту дыру (даже если бы знала как) и нырять туда, чтобы убедиться, что пленник склянки действительно мертв. Для Алисы существует лишь один путь – путь вперед. Так было и будет всегда.
Она обвела взглядом остатки комнаты, ища дверь. Но двери не было.
«Выход должен быть! Если есть вход, то есть и выход».
Гоблин же приходил и уходил, и он заманил ее сюда, так что нужно просто очень внимательно изучить комнату.
Алиса потратила на осмотр комнаты очень и очень много времени – так что пару раз она садилась и просто ждала, в надежде, что кто-нибудь придет и освободит ее. Но, конечно, тот, кто мог сюда прийти, наверняка оказался бы слугой Королевы, и это плохо бы кончилось для Алисы, так что она продолжала искать.
Она оглаживала и ощупывала все кирпичи, до которых могла дотянуться, каждую щель, каждую балку. Заглянула во все затянутые паутиной углы, потревожив немало пауков, мелких и крупных, причем некоторые, прежде чем убежать, определенно бросали на нее сердитые взгляды.
Наконец, уже начиная отчаиваться, она нашла то, что искала. Тончайший, отлично замаскированный шов, рассекающий кирпичи, очерчивал большой прямоугольник. Алиса толкнула его, и дверь, хотя у нее и не было петель, начала медленно-медленно открываться.
Ожидая, когда можно будет войти, Алиса думала: «Только бы там не оказалась еще одна комната со множеством дверей. Не хочу больше ничего выбирать. Да я просто сяду посреди комнаты, и пускай солдаты Королевы приходят за мной».
Алиса не знала, почему решила, будто у Королевы есть солдаты, ну разве что потому, что у королев всегда бывают солдаты. Или должны быть. Разве пешки на шахматной доске не солдаты тех королевских особ, что стоят у них за спиной?
«Это очень похоже на игру в шахматы, верно? Белая Королева, Черный Король и все эти маленькие фигурки – я, Тесак, деревенские дети – двигаются между ними и стараются, чтобы их не съели».
Но за кирпичной дверью вновь открылся туннель, на этот раз ледяной. Значило ли это, что Алиса уже близка к цели, что в конце туннеля она найдет Белую Королеву? Она шагнула в проход и, несмотря на толстый вязаный свитер, зябко поежилась, с тоской вспомнив о меховом плаще, сгинувшем вместе с мешком.
– Шагай быстрее, Алиса, вот и согреешься.
Она обхватила себя руками и зашагала вперед, стараясь не уронить нож – последнее, что у нее осталось для защиты.
«Кроме волшебства», – подумала она, но тут же сообразила, что тут ей с Белой Королевой не тягаться. Та владела древней магией, магией, украденной ею у кого-то другого, магией, просуществовавшей сотни лет.
«Но магия – она
