— Но он не отвечает. А я должна знать, потому что видела его сегодня днем в нашем доме.

— Да? — тут Аркадий Петрович искренне удивился. Впрочем, тут же ободряюще улыбнулся и похлопал ее по коленке: — Тебе почудилось. Павел не мог быть в двух местах одновременно, не так ли?..

И тут Сашка увидела перемены на его лице. Жизнерадостность, навеянная легкими воспоминаниями, враз покинула его, уступив место какой-то обреченной угрюмости.

Павел молчал, так и не ответив на ее вопрос, но Сашка поняла. Поняла не про него, а про отца — он не уверен в своем предположении. Он не уверен, что Павла не было в доме. Он вообще ни в чем не уверен. Даже в себе. Он вообще не понимает теперь, в каком мире живет. Он не осознает, что в его доме происходят страшные преступления, словно он не живет в этом доме, а лишь наблюдает, как по телевизору, за не очень увлекательным детективным сериалом. Почва уходила из-под ног Аркадия Петровича — вот что поняла Сашка. Он стоял на краю пропасти без всякой надежды на спасение, потому что сам к этой пропасти не шел — это она надвигалась на него. Его выкинули из его привычной жизни, в которой он был хозяином, и поместили в странную реальность, где он — лишь пешка в чьих-то руках. В чьих? В руках Павла?!

Это открытие повергло Сашку в ужас. Ей стало жаль отца. Такого сильного и уверенного еще месяц назад, а теперь растерянного, снедаемого страхом. И еще… теперь она не понимала, в каком мире сама существует: в том, прежнем, к которому привыкла, или в новом, где страдает ее отец. А может, она на распутье и судьба дает ей выбор: остаться там — в тепле и счастье или броситься за отцом?

«Я пойду за ним!» — неожиданно решила она, удивившись попутно, что приняла столь мужественное решение, ни мгновения не колеблясь. Зачем она нужна отцу и нужна ли вовсе, сможет ли она ему помочь или лишь навредит своим присутствием — об этом она решила не размышлять.

«Он один. И кто, как не я…» — она обхватила его руку и прижалась к его плечу.

* * *

Фильм оказался неинтересным. Или это Сашке все в этот вечер было неинтересно. Она тупо пялилась на огромный экран и старалась отвлечься от своих грустных мыслей. Хотя единственной мыслью, вернее желанием, было убраться подальше от Москвы, от их еще недавно родного, а теперь ставшего чужим и холодным дома. Она почему-то решила, что именно дом повинен в переменах, которые произошли с отцом, с их жизнью. Теперь их будущее таило в себе немало загадок, которые вот-вот откроются и приведут к страшным, непоправимым последствиям, она в этом не сомневалась. Ей подумалось, что в другом месте будет гораздо спокойнее и жизнь вернется в прежнее русло. Ей захотелось прямо сейчас схватить отца за руку и тащить вон из кинозала. Ей хотелось бежать прочь, увлекая его за собой, бежать хотя бы в тот же Непал, где они смогут затеряться меж многочисленных буддистских храмов, и ни один Павел на свете, будь он хоть дьяволом во плоти, не сможет их отыскать.

Она повернула голову, чтобы проверить, как там Павел. Не смотрит ли вновь на нее своим проникающим взглядом, не читает ли ее мысли. Но тот увлеченно глядел на экран. Так увлеченно, будто был в кино впервые в жизни. Даже рот открыл. И в глазах его то и дело вспыхивали искры восхищения. Наверное, не сюжетом, а просто процессом.

— Ты что, первый раз в «Кодаке»? — шепотом поинтересовалась она.

— А? — не отрываясь, откликнулся он. — В «Кодаке»?

— «Кодак-Киномир». Так называется кинотеатр, в котором ты сидишь.

— А…

— Американцы совсем чувство меры потеряли. Не верится мне, что после этого фильма кто-то решит, что толстым быть просто замечательно. Как бы Эдди Мерфи ни прыгал на экране и не убеждал нас в том. Глупый фильм, — ворчливо откомментировала Сашка.

— Но он же прыгает! — совсем по-идиотски восхитился Павел, и она поняла: разговоры о сюжете, как и прочая критика, совершенно неуместны. Парня радует просто факт — идет кино. А какое — не имеет значения.

Она еще немного поерзала на стуле и повернулась к отцу. Того фильм, похоже, тоже не волновал. Он думал о своем. Лицо его было печальным. Это было лицо человека, не то потерявшего веру, не то растратившего родовое состояние, словом, человека, сбившегося с пути и не знающего, в какую теперь сторону направить свои стопы. Он думал и, видимо, приходил постепенно к выводу, что идти некуда, что куда ни двинься — тупик.

— Папа, — тихо позвала Сашка и взяла его под руку, — пап, почему бы тебе просто все не бросить?

— В каком смысле? — он опять вздрогнул. Как же его нервозность была непонятна и неприятна! Она пугала ее.

— Да просто так, бросить все свои дела, обязательства и сбежать. Таким образом ты всем утрешь нос.

— Это точно, — он вздохнул, — и в первую очередь себе самому.

— Ну и что! — воскликнула Сашка так громко, что с переднего ряда на них обернулись. Она тут же перешла на горячий шепот. — Ты выберешься. Ты и не из таких передряг выбирался. Подумаешь, разорится империя. Другую создашь! У тебя полно денег…

— Ох, девочка моя, — он потрепал ее по руке, — не все так просто… Нужно было слушать Виолу. Нужно было слушать…

— Слушать Виолу?!

Он неестественно дернулся и запричитал шепотом:

— Она мне год твердила, что пора готовить компании к объединению. Что пора готовить бумаги, пора, пора…

— Господи, пап, ты все о том же, — Сашка прижалась щекой к его плечу, — а я тебе говорю, беги.

— От себя не сбежишь.

— Да о чем ты?! — она ткнула его в бок. — Пап! Мне надоели загадки.

Аркадий Петрович нагнулся и чмокнул ее в пышную макушку:

— Все будет хорошо. В конце лета ты поедешь в свой университет, и все будет хорошо.

— Но…

— Тсс, — он прижал палец к губам и кивнул на экран. В любом случае Сашка поняла, что разговор окончен.

И кино, и последующий ужин в ресторане «Метрополь» Сашке не понравились. За столом отец и Павел бурно обсуждали фильм: Павел — искренне восхищаясь, отец — скорее всего изображая заинтересованность. Не исключено, что Сашка ошиблась в нем. Во всяком случае, ее смутило, что в машине он вдруг сгреб ее в объятия и радостно взревел, как огромный ребенок:

— Никогда не думал, что можно вот так, запросто, наслаждаться жизнью!

«Наслаждаться жизнью! — недовольно повторила она, про себя разумеется. — Ничего себе. Это после того, как в кино он признался, что загибается. Что это, пир во время чумы?»

До дома доехали, сохранив хорошее расположение духа. Аркадий Петрович, кажется, что-то решил за время путешествия и по приезде тут же направился в кабинет. Павел куда-то исчез. Сашка не понимала причины его отлучек, а он не объяснял. Просто растворялся в пространстве, и если не хотел, то никто его найти не мог.

«Мистика!» — раз и навсегда решила про себя Сашка. Она еще в кино пришла к выводу, что их нормальная жизнь претерпела глобальные изменения. Люди ведут себя странно, и это считается естественным. Хотя, приведи в их дом какого-нибудь постороннего человека, он бы уже через полчаса кинулся к телефону вызывать психушку.