Характер у Шульцмана, насколько я могла понять, был отвратительный, деньги он выдавал очень скупо, да еще и на мозги давил постоянно. А благодаря Новоселову семейство теперь и от нотаций свободно, да и руки в отношении денежных трат у них развязаны. Шутки шутками, а, возможно, Вере и впрямь не мешало бы выразить убийце свою благодарность. Хоть бы даже и в денежном эквиваленте.

— …да и какой в этом смысл? — все еще продолжала распинаться Вера. — Вы ведь сами сказали сейчас, что почка была отдана другому больному, как же они будут делать операцию без почки? И зачем тогда давать деньги?

— Вы правы, Вера, — решила я прекратить наконец ее излияния, — деньги давать совершенно незачем. А со мной вы рассчитаетесь?

Видимо, уловив в моем вопросе иронию, которую я, в общем-то, не слишком стремилась продемонстрировать, Вера обиженно сказала:

— Разумеется, я заплачу вам, мы ведь подписали договор. А что касается этой операции… Я считаю так: это были папины дела, он сам решал, что верно, а что — нет. Если он не дал денег, значит, так было правильно. И я его решение менять не могу! Этот человек… как он поступил, вы знаете. Значит, папе выпала такая судьба. А как там с ним получится — это его судьба. И вмешиваться — не мое дело.

Что я могла сказать ей? Если уж речь зашла о судьбе… тут не возразишь. Хотя бы мне заплатила. А то еще с полчасика поговорим, глядишь, окажется, что и у меня какая-нибудь… «судьба»!

Но сегодня звезды были благосклонны ко мне, и я получила все, что причиталось по договору. Упаковав деньги в сумочку, я направилась к своей машине, счастливая от мысли, что больше мне не придется общаться ни с Верой, ни с кем-либо еще из родственников антиквара.

Гораздо приятнее мне сейчас было бы повидаться с Мельниковым.

* * *

Я не стала даже заезжать домой, а сразу от Веры поехала на работу к своему старому другу. Нужно было передать ему диктофонные записи, да и рассказывать о деле всегда приятнее лично, чем по телефону.

* * *

— Да брось! И за почку подсунул ему подделку?! Ну и засранец! — изумленно восклицал некоторое время спустя Андрюша, слушая мой рассказ. — А этот что? Новоселов-то? Так и не догадался?

— Догадался, да только поздно. Если бы экспертиза сразу показала, что это копия, то ничего и не случилось бы. А теперь вот видишь как… Сам же жизнь подарил, сам и отнял.

— Отнял-то отнял, но и свою, похоже, не уберег. Ты ведь говоришь, он совсем плох?

— Да что я, врачи так говорят. А они лучше меня знают. Ты-то что делать собираешься? Учитывая, так сказать, обстоятельства.

— Да что делать, буду готовить материалы для передачи дела в суд, а там — как решат. Под стражу его брать смысла нет…

— Да уж…

— Ну вот. С доказательствами тут слабовато, конечно, но, в принципе, чистосердечное есть, так что… В общем — как решат. А клиенты-то твои что говорят?

— Судьба такая, говорят.

— В смысле?

— В прямом смысле. Шульцману — судьба позволила погибнуть от руки Новоселова, а Новоселову — от почечной недостаточности.

— Дурдом!

— И не говори.

— Кстати, а эти клиенты твои… я тут подумал… это, наверное, дочь его тебе расследование заказала? Да?

— Ну… в общем… да.

— Вот, вот! Я сначала не догадался, а потом вспомнил, что это она больше всех настаивала, что ее отца убили не из-за денег. А ведь на самом деле — именно из-за денег!

— Не скажи. Из-за денег — это когда просто отнять хотят. Без эмоций. Идешь ты по улице, тюкнули тебя по башке, отняли кошелек — вот это из-за денег. А тут причина сложнее. Думаю, обида у Новоселова сильная была: сам он для этого Шульцмана, можно сказать, себя не пожалел, почкой поделился, а тот ему бумажек не захотел дать. Не орган свой даже. Простых денег! И не последних, заметь, денег, а частички средств, которым у него счету не было. Другой бы за такое и последних бабок не пожалел, а этот…

— Да, засранец редкий! А родственники-то убиенного не хотят… помочь?

— Куда тебе! Я же передала их слова — судьба у преступника такая. Да и убийца он. Вот и пусть подыхает теперь там, с одной почкой.

— Некрасивая история…

— Еще какая!

Поговорив еще немного об этой некрасивой истории со своим старым другом, я отправилась домой, твердо надеясь, что больше мне о ней говорить не придется.

Закончив это дело, я, вопреки обыкновению, не испытывала ни радости, ни удовлетворения от проделанной работы. Выбранная мной профессия довольно часто сталкивала меня с личностями, подобными старому антиквару и его дочери, которая, так же как и ее отец, была уверена, что, отказавшись помочь Новоселову, она не сделала ничего плохого.

Но, встречаясь с такими типажами весьма часто, я все-таки была еще очень далека от того, чтобы считать их само собой разумеющимися, и каждый раз подобные встречи действовали на меня удручающе. Поэтому и сейчас, успешно завершив очередное дело и распутав весь этот клубок, я не чувствовала удовольствия. Да и чему было радоваться?

С Новоселовым поступили нехорошо, да что там нехорошо — прямо скажем, подло поступили, и в результате он же оказался виноват. И, что хуже всего, нельзя было эту историю… как бы это… немножко замять.

Мне и раньше случалось сталкиваться с такими неоднозначными событиями, когда непонятно, кто больше виноват: преступник или потерпевший? И, как правило, я всегда умела находить компромисс, позволяющий и интересы заказчика соблюсти, и горе-преступника не слишком наказывать. Но здесь, похоже, был не тот случай.

Заводить с Верой разговоры о снисхождении было абсолютно бессмысленно, да и сам Новоселов, кажется, уже равнодушен к своей дальнейшей участи. Он осуществил возмездие, а больше его ничто не интересовало. Но я еще не достигла той степени равнодушия, которая позволяла бы мне спокойно и объективно относиться абсолютно ко всем проявлениям сложной и неоднозначной человеческой натуры, поэтому, сталкиваясь с некоторыми из этих проявлений, я испытывала ощущения очень неприятные. Вот как сейчас, например.

Прав был Андрюша: некрасивая история. Это еще слабо сказано! Хорошо, что она уже закончилась, клиентка со мной уже расплатилась, старый друг нужные ему сведения уже получил, и мне не придется больше уже ни с кем говорить на эти темы.

Но оказалось, что поговорить на эти темы мне таки было суждено — еще раз.

* * *

Не успела я подняться в свою квартиру, как зазвонил телефон.

— Танюша? Ну куда ты пропала? И не звонишь, и не пишешь. Обиделась на что-то?

— Нет, Володечка, не обиделась. Дел много было, все никак не могла тебе позвонить.

— Ах, какие мы деловые, какие мы занятые… Все преступников ловим?