Хэйли мгновенно превратилась в само внимание. Похоже, это было лучшее место, где параноик вроде Мэнни мог хранить что-то, что никто не должен найти.

– В кладовке?

– Да, дорогая, у каждого постояльца чуть-чуть места в подвале. Все жильцы вечно забьют его ерундой до отказа, а у Мэнни всего ничего, – старушка поковыряла между передними зубами, вытащив кусочек салата, – Забавно, что он не давал никому больше держать там вещи. И я постоянно видела, как он туда спускался проверить коробки, не взял ли кто чего- нибудь. Ума не приложу, почему не хранить все это в квартире, когда у него там тысяча замков на двери.

Хэйли вытащила из кошелька двадцатидолларовую купюру.

– Ничего, если я заберу часть коробок сейчас? – она протянула Эдне деньги, – Уверена, что в одной из них документы по страховке, которые я ищу.

Хозяйка взяла деньги.

– Хорошо, если это поможет быстрее уладить все дела.

Она повела Хэйли вниз по крутой лестнице в подвальное помещение. В ячейках с перегородками были летняя мебель и лыжный инвентарь, клюшки для гольфа и огромное количество других вещей. Как Эдна и сказала, у Мэнни были только две картонные коробки, наглухо проклеенные скотчем по всем швам.

В Хэйли боролись противоположные желания, но в результате она все же открыла одну коробку и заглянула внутрь. Там были папки с делами. Большинство были копиями, с наклейками на обложке, подписанными рукой Мэнни. Внутри были ксерокопии полицейской документации. Но изредка попадались и оригиналы.

Во второй коробке были кассеты, аудио и видео, и кое- какие личные вещи – письма, фуражка, паспорт. На то, чтобы со всем этим разобраться, уйдет много времени, но дрожь предвкушения прокатилась по телу Хэйли, когда она представила себе перспективы.

Она перенесла коробки в машину и закрыла их в багажнике, прежде чем идти к Костеру узнавать, что у него получилось.

* * *

Домино думала, вскрыть ли багажник «Мустанга», чтобы узнать, что Хэйли принесла из дома Васкеза, но решила, что риск слишком велик. Если Мэнни жил в обшарпанном муравейнике с неосвещенной парковкой, и его соседи дрожали за занавешенными окнами и двойными замками, то другой контакт Хэйли в Нью-Йорке жил в куда боле престижном и безопасном «товариществе собственников», где были камеры наблюдения, освещение территории и охрана, патрулирующая окрестности на электромобиле. Жители комплекса чувствовали себя в достаточной мере в безопасности для того, чтобы устраивать шашлыки во дворе и гулять с собаками, поэтому поблизости постоянно были люди, все полчаса, которые Хэйли провела внутри.

А самый большой риск представлял синий «Малибу», который ехал за Хэйли от самого Балтимора.

Имело смысл полагать, что это еще один шпик, нанятый неизвестным «Джо Полицца» чтобы следить за Хэйли. И если от того, которого Домино поймала в кинотеатре, можно было хоть чего-то добиться, то этот, новый, вероятно, уже ничего не будет знать о человеке, нанявшем его.

И к тому же, она уже достаточно показала свои способности прошлому детективу. И ничего хорошего в том, чтобы дать им понять, что новая подружка Хэйли следит за ней и что-то там крадет у нее из машины, не было. Нет, нужно было дождаться другой возможности, получше, когда они уже будут в Балтиморе.

Домино прекрасно понимала, что нарушает протокол ОЭН, не сообщая сразу, что Хэйли направилась прямиком в Нью-Йорк. И она усугубляла нарушение тем, что не сказала Пирсу о новом визите Хэйли в дом Васкеза. И о том, что за ней снова хвост. Но Домино знала, что, доложи она этим вечером о том, что Хэйли делает, ОЭН сочтут ее еще большей опасностью. Тогда Пирс может приказать убрать ее немедленно. А этого нельзя было допустить.

Она не могла сказать точно, когда ее благонадежность как оперативника начала сыпаться. Но теперь безопасность Хэйли была выше безоговорочной преданности Организации. Стоя перед окном, наблюдая за происходящим в квартире Хэйли, она поняла, что не допускает мысли о том, чтобы видеть, как Хэйли мучают. И сделает все, чтобы защитить ее.

Домино понятия не имела, что Хэйли делала теперь в Нью-Йорке и с кем встречалась. Раз команда, занимающаяся прослушиванием ее домашнего телефона, ничего за день не доложила, значит, Хэйли не обсуждала ни с кем свои планы на вечер, и Пирс тоже не знал о них. А выяснить, к кому именно из десятков жителей комплекса пришла Хэйли, было практически невозможно.

Приходилось сидеть и ждать. Но она успела увидеть в бинокль в ярком свете фонарей, какое выражение лица было у Хэйли, когда она выходила из корпуса и направлялась к машине на парковке. У Домино сердце упало: Хэйли выглядела счастливой. Воодушевленной. И ничего хорошего это не предвещало.

* * *

На пути из Нью-Йорка назад в Балтимор Хэйли была настроена куда более оптимистично, нежели по дороге туда. Она волновалась из-за того, что Костер мог оказаться ненадежным, и не ожидала от него какой-то важной находки. Но, как оказалось, на него можно было положиться, и он был мастером своего дела.

Ему удалось увеличить и приблизить изображение убийцы, кадр за кадром, и он обнаружил что-то у нее на груди, слева, прямо над вырезом – татуировка или родимое пятно, как он полагал. Она пыталась замазать это тональными средствами, но не вполне успешно.

И звук Костер тоже смог вытянуть успешно. Хэйли удалось вслушаться с разговор убийцы и ее сообщника, теперь она знала позывной – Домино.

Это уже было что-то. И неожиданная поездка домой к Мэнни ведь тоже дала результаты. Хэйли так не терпелось узнать, что же в коробках, которые она везла в багажнике, что она с трудом удерживала себя от того, чтобы вдавить газ в пол.

Электронные часы на панели показывали двадцать два тридцать. Снова мысли Хэйли вернулись к Луке – Хэйли все чаще и чаще думала о ней. В записке, оставленной на стопке белья, значилось какое-то неопределенное «попозже», но она гак и не позвонила, если только Хэйли не ждало дома сообщение на автоответчике. И, скорее всего, говорила она себе, так и есть. А вскоре Хэйли предстояло погрузиться в изучение папок, вывезенных от Мэнни.

И все же, первый раз за годы Хэйли думала непрестанно о какой-то одной женщине, и хотела чего-то помимо «того самого сюжета». Хэйли вспоминала их поцелуи прошлой ночью, и ей страшно хотелось еще. И она не могла понять, что в душе Луки так отчаянно восстает против того, чего они обе страстно желают.

* * *

Сенатор Терренс Барроус был в дурном настроении, когда ему, наконец, позвонили. Первые полтора часа игры в покер (ставки были высокими), ему шла замечательная карта, но с тех пор на руках не оказывалось ничего приличного, и он успел проиграть без малого шесть тысяч долларов.

Когда зазвонил телефон, Терренс не собирался брать трубку, но потом подумал, что пара минут, проведенные вдали от игрового стола, смогут помочь ему выйти из полосы невезения. Он вышел на террасу, чтобы поговорить без лишних слушателей и выкурить сигару.