Это был Клайд. Он был на голову выше и на два года старше Орогору. Клайд ухмылялся, а позади него стояли его дружки и громко хохотали.

— Извиняюсь, Орогору, — притворно вежливо проговорил Клайд. — Я оступился.

Оступился? Конечно, он нарочно толкнул Орогору, и все это прекрасно понимали, но Орогору сдержал злость и ответил так, как его учила мать:

— Да ничего, Клайд. Я, бывает, тоже оступаюсь.

— Вот так вот оступаешься? — осклабился Клайд и вогнал кулак в грудь Орогору. Орогору закачался и попятился. Остальные мальчишки взревели. Взревел и Орогору, восстановив равновесие и бросившись на Клайда. Он сжал кулаки, как его учил отец. Но вот его гнев немного утих, и он заметил, что остальные мальчишки встали кругом возле них с Клайдом. Они подзуживали соперников громкими криками. У Орогору засосало под ложечкой. Он понимал, что ему грозит жестокое избиение: Клайд дрался лучше всех мальчишек в деревне. Но разговорами теперь чего-либо добиться и думать было нечего, а взрослые уже оборачивались и смотрели на мальчишек. Орогору решил: уж лучше пусть его сто раз поколотят, чем отцу будет стыдно за него.

Клайд замахнулся. Орогору закрылся от удара, но Клайд был так силен, что его кулак все-таки пробился к подбородку Орогору. Орогору откачнулся назад, продолжая закрываться согнутыми в локтях руками. Ему удалось отразить еще два удара. За это время прошло головокружение. А потом Орогору нанес Клайду отчаянный удар по голове с правой. Удар был настолько резок и неожидаем, что Клайд закачался и попятился, а его дружки злобно завопили. Орогору закрепил достигнутый успех тремя быстрыми ударами подряд, но Клайд взвыл и нацелил кулак Орогору в живот. Тот закрылся, но кулак все равно достиг цели, поскольку Клайд был намного сильнее. И все же главная сила удара пришлась на руки. Орогору задержал дыхание... и получил еще два тычка в живот.

Так продолжалось минут пять. И только потом Орогору упал и не смог встать — он задыхался. Он корчился на земле, а его соперник насмехался над ним, но вдруг, совершенно неожиданно, Клайд умолк, а чьи-то большие сильные руки подняли Орогору и поставили на ноги.

— Ты хорошо дрался, мальчик мой, — сказал отец. — Я горжусь тобой.

— Гордишься? — изумленно взглянул Орогору на любящее улыбающееся лицо. Нет, все было не так! Клайд избил его немилосердно. А отец отвел его домой, распекая на чем свет стоит за то, что он такой слабак, и требуя, чтобы он объяснил, почему не мог драться получше.

И все же все было так, как было: отец с гордостью улыбался и говорил:

— Проиграть — это не стыдно, Орогору, особенно когда противник сильнее и старше тебя. А с каждой дракой будешь набираться опыта. Пойдем-ка домой да выпьем пива, парень, — ты его честно заслужил.

В тот день Орогору впервые в жизни попробовал пива. А на следующий день ровесники при встрече улыбались ему и потом относиться к нему стали с большим уважением, чем раньше. Друзьями они так и не стали, но и врагами быть перестали.

Вот так все и происходило. Орогору заново переживал все неприятные, болезненные эпизоды из прошлого, заново проживал огромное количество мелких, повседневных сцен в родительском доме. Другие ребята принимали его как равного, хотя он ничего особенного собой не представлял. Если он вел себя плохо, родители ругали его, но все же чаще хвалили и неустанно повторяли, как он им дорог.

Всякий раз эпизод, пережитый заново, приносил еле слышные воспоминания об унижениях и отверженности, но Орогору быстро воспринимал новые, чудесные варианты своего прошлого. А когда он покинул родную деревню, он ушел из нее затем, чтобы стать лесничим в соседнем округе, и его прощание с родителями было и печальным, и радостным одновременно. Они и гордились им, и плакали перед предстоящей разлукой.

Как-то раз, обходя лес с дозором, Орогору наткнулся на Фиништаун. Обитавшие там вельможи оказали ему гостеприимство, нарекли его принцем Приммером, и дамы кокетничали с ним, но ему чего-то не хватало, чем-то он был недоволен.

В первую ночь в городе он уснул, и вдруг во мраке его сна завертелось что-то маленькое, белесое. Пятнышко разбухало на глазах и приближалось. Стало понятно, что развевается длинная белесая борода и волосы, тоже длинные... Волосы раскачивались, словно водоросли на волне прилива, но они росли не на подводном камне, не на столбике пристани, они обрамляли лицо — старое, морщинистое, с тонкими губами и носом, острым, словно бритва; высоким лбом и глазами, которые, казалось, видели Орогору насквозь, до самой души.

— Кто ты? — в страхе вскричал Орогору. В голове у него зазвучал голос старца, хотя губы его не шевельнулись:

— Я — Волшебник Покоя, я пришел, чтобы поведать тебе правду о тебе самом.

Страх сковал Орогору по рукам и ногам — страх беспричинный, исходящий неведомо откуда. Он нарастал и нарастал, сменился ужасом, и наконец Орогору понял, что громко кричит:

— Нет! Нет! Никогда!

Но старик безжалостно продолжал:

— Ты — не принц, Приммер, ты всего лишь Орогору, сын пахаря. Ты — истинное дитя этого жалкого крестьянина и его жены!

— Не смей называть их жалкими! — вскричал Орогору. — Они были хорошие, добрые, они были мудры и терпеливы!

— Если так, то ты должен гордиться тем, что ты — их сын.

Орогору вытаращил глаза. Два желания разрывали его на части: на самом деле быть сыном этих милых, чудесных людей или быть принцем Приммером, чьи ненастоящие родители смеялись над ним и избивали его.

— Да, ты хочешь быть сыном этих двоих достойных людей, — сказал Волшебник. — И теперь ты видишь ту доброту, что была скрыта в них, которая могла бы проявиться, будь их брак счастливым, а не насильным. Но, кроме того, ты видишь доброту и в самом Орогору — ту доброту, которую могли бы пробудить любовь и дружба.

Орогору спал, он лежал неподвижно, растворенный между надеждой и горечью.

— Имей же мужество стать тем, кто ты есть на самом деле, — взывал к нему Волшебник. — Имей еще большее мужество: постарайся стать тем, кем мечтаешь.

— В стране Защитника нет благородных господ и дам, — проговорил Орогору, еле ворочая пересохшим языком.

— Верно, нет, но есть магистраты, их жены и дети. Тебе не хуже моего известно, что шерифы и министры живут столь же утонченно, сколь и аристократы из детских сказок, и что их сыновья почти наверняка всегда так же становятся шерифами и министрами, а дочери — женами шерифов и министров.

— Ты хочешь сказать, что шерифы и министры — это аристократы в нашей стране? — по-прежнему с трудом двигая губами и языком, спросил Орогору.

— Они равны аристократам.

Орогору все еще не шевелился, мысли его метались.

— Будь тем, кто ты есть на самом деле, — сказал Волшебник, и взгляд его глаз цвета голубоватого льда вновь проник в разум Орогору.