Джун не представляла, что скажет Кип, как поведет себя, но завидовала Марли, потому что та имела возможность с ним поговорить. По крайней мере Кип будет знать.

«Пожалуйста, приди в восторг, – молила про себя Джун. – Схвати ее в объятия, закружи от радости, скажи, что вы предназначены друг для друга и теперь станете семьей».

Ей хотелось этого для Марли, хотелось для себя. Нормальные человеческие отношения не обязательно должны быть фантазией, и Марли могла доказать это прямо сейчас.

Не прошло и пяти минут, как Марли в слезах выбежала на улицу и крикнула Джун, чтобы та ехала, увозила ее отсюда.

Зависть Джун сменилась страхом.

За завтраком в гостинице, который Изабел любезно приготовила и подала в кухне, Марли рассказала Джун про свою мечту – как отреагирует Кип о предложении пожениться и о его действительном ответе, который выразился в бесконечном повторении «что?», будто для возникновения беременности недостаточно бракованного презерватива. Кип впал в ступор и твердил, что ему нужно подумать, а он, черт побери, не в состоянии это сделать, пока она стоит тут и смотрит на него. Поэтому Марли убежала.

«Господи…»

У Джун засосало под ложечкой при мысли, что и Джон мог отреагировать точно так же. Семь лет назад и сейчас.

Когда взлохмаченный Чарли вошел на кухню в пижаме с рисунком из комиксов о «Человеке-пауке» и взобрался на колени к Джун, чтобы обняться с ней, выражение лица Марли изменилось.

– Боже мой, – проговорила она. Ее глаза засияли, словно увидев чудо.

– Да, – прошептала Джун. – Что бы ни случилось, вот что ты получаешь.

Прикусив губу, Марли коснулась ладонью своего живота, и Джун поняла, что с ее новой подругой все будет хорошо.

Парень, стоящий у стеллажа «Достопримечательности штата Мэн» с путеводителем «В стороне от избитых тропинок: Побережье Мэна», так походил на Джона Смита, что Джун ахнула, хотя сообразила секундой позже, ударом сердца позже, что это не может быть он. Он был высокий и худой, с такой же копной темных прямых волос на фоне светлой кожи – и не старше двадцати одного года. Это напомнило Джун о том, что она живет в прошлом. К нему подошла прелестная молодая женщина с двумя книжками, взятыми со стола с новой беллетристикой, и у Джун так сильно сжалось сердце, что ей пришлось присесть на стул за стойкой с кассой и сделать вдох.

Ей не хватало любви. Не хватало обнимающих ее рук. Не хватало секса. Она вынуждена была признать, что Джон Смит не войдет в двери «Букс бразерс», не появится на мощеной дорожке во дворе гостиницы «Три капитана», не станет разыскивать ее семь лет спустя и говорить, что не переставал о ней думать.

Он перестал. После двух ночей романтической любви.

«Нужно отпустить, даже если ищу его ради Чарли. Вот ключевое слово. Я ищу его ради Чарли, а не ради себя».

Утренняя история с Марли ясно показала это. А последние несколько недель, когда она засыпала в фантазиях и мечтах о чем-то, чего никогда не случится, начинали играть с ней злую шутку, подталкивая к разочарованию, которое снова ее раздавит, а времени и сил снова выбираться из такой ситуации нет.

«Отпусти его», – велела она себе в семидесятый раз.

Джун посмотрела на большие в виде пиратского корабля часы на стене детской секции: 21.45. Пятнадцать минут до закрытия. Из-за уик-энда Дня труда магазин «Букс бразерс» был открыт дольше – с восьми утра до десяти вечера, – чтобы охватить тех, кто шел на пляж и нуждался в книге, а также тех, кто возвращался с ужина или с экскурсионного теплохода и с удовольствием заходил порыться в книгах. И покупал одну, а то и три-четыре.

Джун поздно легла накануне вечером из-за разговора с Марли, а потом очень рано поднялась из-за их поездки, но чувствовала себя полной энергии, как будто… прозрение Марли при виде Чарли подтвердило для Джун, насколько она должна быть благодарна судьбе. В течение дня ни на какие другие мысли, кроме как о магазине, времени у нее не было: расчеты у кассы, помощь покупателям, использование считывателя кредитных карт, оформление специальных выставок. Все выходные в магазине было не протолкнуться, и теперь настал вечер понедельника, неофициальный конец лета и туристического сезона, и Джун предвкушала праздничный звон бокалов с шампанским на борту катера Генри после закрытия.

Перед тем как запереть магазин, Джун позвонила Кэт справиться о Чарли. Двоюродная сестра и Оливер взяли его на пикник с праздничным фейерверком. Он заснул, сжимая гуделку в виде омара. Джун очень нравилось, что семья окружила Чарли такой заботой. Она поймала себя на том, что улыбалась, пока они с Бин шли по причалу к плавучему дому, и улыбнулась еще шире, когда Генри подал им обеим по бокалу шампанского и по премиальному чеку, который в течение года позволит оплачивать два часа школьной продленки для Чарли. Они чокнулись и, потягивая шампанское, принялись за лепешки из синей кукурузы с особенно вкусной домашней сальсой, приготовленной Генри. Из допотопной стереосистемы лились песни Вана Моррисона.

Через пять минут за Бин зашел ее друг, и снова Джун изумилась, как сильно ей хочется, чтобы кто-то заехал за ней. Любил ее, заботился. Она так долго была одна, что привыкла со всем справляться самостоятельно – с отчаянием и радостью, с протекающим краном и укладыванием ребенка спать, с изредка пробегающей мышью. Ей хотелось на кого-то опереться. Кого-то любить. Заниматься с ним любовью.

– Без тебя, Джун, я и половины не сделал бы за выходные, – покачал головой Генри, прислонясь к рабочему столу камбуза. – То, как ты продаешь книги, – это высший класс. Люди видят, что ты говоришь искренне, что тебе на самом деле полюбилась какая-то книга, что тебя волнует тема или мнение автора.

Комплимент Джун понравился.

– Один из плюсов одиночества субботними вечерами – свободное время, которое можно потратить на хорошие книги.

Генри поставил на стол свой практически нетронутый бокал с шампанским и открыл пиво – более привычный ему напиток. Джун наблюдала, как он салютует бутылкой, как пьет, запрокидывая голову назад, так, что его немного длинноватые, каштановые, с проблеском золота волосы касаются шеи. Он был таким красивым, одиноким волком. Таким… сексуальным. Но когда она представила, как целуется с Генри Буксом, он превратился в бледного парня двадцати одного года, с темными волосами и зелеными глазами.

Если даже Генри Букс не смог заслонить образ Джона, может, она никогда и не освободится от любви к человеку, который семь лет не дает о себе знать. Ее сердце до сих пор принадлежит парню, которому оно не нужно, который ушел от нее. Но оставался с ней каждую минуту в ее сыне.

«Как же тогда отпустить его?»

Генри поставил бутылку. Его карие глаза с морщинками в уголках, как у Клинта Иствуда, внимательно смотрели на нее.

«Помоги мне отпустить Джона, – подумала Джун, отвечая взглядом. – Вот я наедине с Генри. Годы… невысказанного взаимного притяжения. Если только я не сошла с ума. Если только ты никогда так на меня не смотрел».