Прошло два месяца как Холли и ее мать прибыли на Ямайку. Роджер не оставил им выбора.

Холли сидела под банановым деревом, глядя на голубую воду лагуны и радуясь тому, что может хоть немного побыть одна. Она видела дно лагуны, белый песок, стайки ярких рыбешек. Сейчас Холли поняла, что такое настоящая безысходность. Утешало ее лишь то, что Клаудии здесь стало лучше. Под теплым карибским солнцем к ней постепенно возвращались силы. Временами Холли даже сомневалась в мрачном диагнозе доктора.

Любуясь окружающей ее красотой, она молилась, чтобы время остановилось. Сейчас, когда мать задремала, а Роджер уехал на плантации, Холли принадлежала только себе.

Ямайка поражала красотой. Высокие лесистые горы вздымались над песчаным берегом. Девушка видела причудливые скалы, бездонные пропасти, плодородные долины, болота, горячие источники, сотни рек. Здесь выращивали богатые урожаи бананов, какао, кокосовых орехов, кофе, сахарного тростника и так много фруктов, что Холли не помнила их названий.

Днем всегда светило солнце, ночью с гор дул прохладный ветерок.

Особняк, где она жила, стоял на утесе. Она никогда не сможет назвать его своим домом, несмотря на богатое убранство. Холли ненавидела в нем все, особенно спальню, которую разделяла со своим мучителем… мужем.

Вначале Роджер обходился с ней мягко, обещал сделать все, чтобы она полюбила его. И Холли пыталась изо всех сил. Но очень скоро он стал напиваться и заставлял ее выполнять столь непристойные требования, что рассказать о них у нее не повернулся бы язык. Если же он получал отказ, в ход шли кулаки.

Набирая в пригоршню песок, Холли смотрела, как он струится между пальцами. Да, как ее жизнь. Единственным ее утешением была Клаудия, к счастью, ничего не подозревавшая. Роджер обещал не трогать ее, пока Холли во всем ему подчиняется. Сдержав слово, он не сообщил Клаудии ее диагноз.

Так что Клаудия была бы счастлива, если бы не смерть Джарвиса. Она тосковала о муже и часто говорила о нем с Холли, когда они оставались вдвоем. Слушая слова матери о доброте и рассудительности Джарвиса, девушка решила никогда не открывать своей ужасной тайны.

Мать не знала, что умирает, и она должна провести остаток дней в мире и покое. Ради этого Холли пожертвовала собой и встречала каждый новый день с болью и отчаянием, зная, что обречена на муки до конца жизни.

Ей пришлось пойти на это после смерти Джарвиса, когда Роджер завладел деньгами отца. После похорон он сказал, что Холли и Клаудия вольны уехать. Но куда они могли отправиться? Матери был необходим уход. Роджер предложил Холли построить конуру на месте сгоревшей хижины и перевезти туда мать или выйти за него замуж. Доктор из Нового Орлеана поставил Клаудии диагноз: болезнь Брайта. Это означало, что она будет все больше, слабеть, и в конце концов мать умрет. Надежды на выздоровление нет, в этом доктор не сомневался. Теперь судьба Клаудии зависела от Роджера, их благодетеля. Он мог обеспечить их всем необходимым или не дать им ни цента. Поэтому Холли ответила ему согласием, отказавшись от всех своих надежд.

Сейчас, испытывая страдания, она возвращалась мыслями к тому, кого всегда любила. Холли даже не знала, где сейчас Скотт. Ей было очень тяжко. Душевные раны кровоточили, а все, что у нее осталось, – это Скотт и мать.

Услышав хруст веток, Холли вскочила. Навстречу ей спешила Лилда, молоденькая местная девушка, ухаживавшая за Клаудией. В ее широко открытых темных глазах застыл страх.

– Что–то с мамой? Ей плохо?

Лилда покачала курчавой головой:

– Нет, мэм. Мастер Роджер вернулся и ищет вас. Поспешите.

Холли с трудом подавила испуг. Черт с ним! Проклятый Роджер!

Решительно вздернув подбородок, она последовала за Лилдой. Не доходя до дома, Лилда свернула на боковую тропинку и бросилась бежать, боясь, как бы хозяин не догадался, что она знала, где Холли, и предупредила ее. Со слугами Роджер обходился очень жестоко.

Войдя в дом, она встретила ледяной взгляд Роджера. Он стоял у двери, держа в руке хлыст.

– Где ты была? – Его голос эхом прокатился по огромной передней.

Холли попыталась пройти мимо него к лестнице, но он схватил ее за руку и повернул лицом к себе.

– Я задал вопрос и жду ответа. – Роджер похлопал хлыстом по голени. – Может, ты хочешь навестить мать и объяснить ей, откуда у тебя на щеке рубец? – Он угрожающе склонился над ней.

– Я гуляла по пляжу. Надеюсь, это не раздражает моего хозяина и повелителя?

Он больно стиснул ее грудь.

– Я готов терпеть твои выходки только в постели. Я запретил тебе покидать дом и завтра же запру в комнате. А теперь иди к матери. Я пришлю ужин для вас. Как только поешь, приходи в спальню, разденься и жди меня в постели. Вечером ты получишь очередной урок послушания.

Он продолжал тискать ее грудь, и Холли стала сопротивляться. Но Роджер схватил ее за руку, и ей пришлось сдаться. По щекам Холли катились слезы, грудь болела.

Внезапно он отпустил ее.

– Ступай и делай, как я сказал. Может, не поверишь, но мне не доставляет удовольствия так обращаться с тобой. Ты сама вынуждаешь меня.

Холли поднялась по лестнице, но прежде, чем отправиться к матери, заглянула к себе, чтобы умыться и привести себя в порядок.

Клаудия сидела у открытого окна, обдуваемая легким тропическим ветерком.

– А вот и ты, родная! – Она протянула руки к дочери, и та, стараясь сдержать слезы, опустилась возле нее на колени.

Они смотрели в окно на море, простирающееся до самого горизонта.

– Какая красота! У нас дома скоро зима, а здесь вечное лето. Я знаю, Джарвис любил Ямайку. Последние дни я чувствую особую близость к нему. И этот особняк кажется мне его домом, а не домом Роджера. – Заметив слезы в ее глазах, Холли сжала ей руку.

– Не мучай себя, мама. Джарвису не понравилось бы и что ты так горюешь.

Клаудия задумчиво улыбнулась.

– А что же еще мне делать? Не считай меня неблагодарной, милая. Я очень рада, что Роджер привез меня сюда. Но это ваш медовый месяц.

Холли опустила глаза.

– Я скучаю по друзьям, по знакомому окружению. Не хочу задеть Роджера, но когда мы все–таки вернемся домой?

Холли улыбнулась:

– Не знаю, мама. Я могу поговорить с Роджером…

– Нет–нет. Пожалуйста, ничего не говори ему. Я буду здесь столько, сколько он хочет. Я желаю тебе счастья, дорогая, и если ты здесь… – Она замолчала.

Холли не могла вымолвить ни слова. Мать внимательно посмотрела на нее:

– Ты счастлива, Холли, да? Иногда мне кажется, будто ты что–то скрываешь. Ведь я знаю тебя лучше, чем кто–либо другой. Но порой у меня возникает ощущение, что я знаю не все. Это так?

Холли проглотила комок в горле. Расплакаться сейчас нельзя.