Тим в панике. Он даже не вспоминает, что киллеры, возможно, кружат рядом, разыскивая его, у него сейчас словно шоры на глазах: перед ним маячит лицо мальчишки, и он не может его найти. Он видит указатель – «Здесь гладят зверей» и мчится туда, думая, что ни один ребенок на свете не устоит против того, чтобы погладить козлов, овец и прочих пахучих тварей, но Кита и здесь нет. Теперь Тиму кажется, что Монах как-то пронюхал про ребенка и захватил его в заложники.

И Тим, выходя на стоянку, уже подумывает: не позвонить ли Монаху, заключить с ним сделку, а потом прострелить мерзавцу коленки? И тут понимает, что не может вспомнить, где оставил машину.

Парковка – размером примерно со штат Род-Айленд, а он не помнит, где оставил автомобиль!

Какая-то там была птица.

Приложив некоторые умственные усилия, он представляет лицо мальчишки, когда тот сам себе повторял: «Страусиный ряд». Тим осматривается, находит глазами изображение страуса на шесте и направляется к машине, помня только, что все ключи – у Кита, и тут он видит, что мальчишка сидит на пассажирском месте.

С белым пластиковым пакетом на коленях.

– Ты ранен, – осуждающе замечает Кит, когда Тим со стоном валится на водительское сиденье.

– Кажется, я тебя просил подождать около горилл.

– Хорошо, что я не стал, – произносит Кит, показывая на пакет.

– Откуда ты его взял?

– Я пошел за тобой к слонам.

– За мной?!

– А потом следил за парнем с белым пластиковым пакетом, – продолжает Кит, – а потом – схватил пакет и убежал.

– Тебе не надо было этого делать.

Кит качает головой:

– Никакой парень не станет гнаться за ребенком по зоопарку. Подумают, что он извращенец, и побьют его.

Онемевший Тим какое-то время смотрит на мальчишку и наконец сообщает:

– Мы переезжаем в Орегон.

Кит отдает ему ключи.

Джонсон сидит в хижине уже несколько часов и начинает беспокоиться, что Бобби, может статься, почуял западню и свалил. Эта мысль бесит Джонсона, ведь он так старался быть осторожным! Он даже решил не входить через переднюю дверь, потому что у Бобби тоже могло хватить осторожности оставить на двери волосок или еще что-нибудь в этом роде и, вернувшись, его проверить. Так что Джонсон не поленился пролезть в заднее окошко, и вот теперь он сидит здесь, на коленях у него винтовка со взведенным курком, а нужный ему человек, может, и не появится.

Такая же мысль приходит в голову Бум-Буму, который весь день тянул пиво, поедал свиные шкурки из пакетика и ждал, когда эта пидорская лимонно-зеленая тачка загромыхает по дороге. Темнеет, и Бум-Бум уже угрюм и пьян, пьянее, чем положено человеку, намеревающемуся вот-вот совершить убийство, пусть и на расстоянии с помощью пластита. Он даже не сразу реагирует на шум двигателя приближающейся машины.

А Джонсон видит фары, сворачивающие на парковку. Лучи скользят по окну и исчезают, когда машина заворачивает. Джонсон сидит в кресле и, черт побери, почти перестает дышать, так боится, что Бобби Зет его услышит. Джонсон встает и осторожно движется вдоль стены. Он слышит, как машина останавливается, мотор смолкает, и поднимает винтовку к щеке, ожидая, пока этот сукин сын войдет в дверь.

Слышит, как открываются дверцы машины, потом одна захлопывается, и мальчишка кричит:

– Я сам открою дверь!

Тим разрешает. Ему не так-то легко повернуть свое ноющее тело и вылезти из машины, особенно если учесть, что рану не очень ловко залепил пластырем Кит, когда они остановились у аптеки в Эль-Кахоне. И еще Тиму надо вынуть из багажника пакет, набитый пачками денег, но тут он соображает, что ключи у Кита.

А Кит уже бежит к двери.

– Эй, мне нужны ключи! – окликает его Тим.

Но Кит продолжает бежать, крича в ответ:

– А мне надо в туалет!

Тим думает: пакет может и подождать. Он идет за Китом и тут вспоминает, что оставил включенной лампу над раковиной, а сейчас в хижине совершенно темно.

– Стой! – орет он Киту и пускается бегом, надеясь его схватить, потому что парнишка только хихикает и мчится к домику, одержимый желанием отпереть дверь до того, как Тим его остановит.

– Кто последний, тот тухлятина! – громко распевает Кит.

И тут вмиг рушится тишина, и вокруг становится светлее, чем днем.

А произошло вот что: Джонсон рискнул выглянуть в окно и увидел, как Бобби Зет несется по тропинке за мальчишкой, услышал, как Бобби орет: «Стой!» – и понял, что Бобби не войдет в эту дверь.

И Джонсон решил выстрелить над головой мальчишки, чтобы, не целясь, попасть Бобби прямо в грудь. Он схватил винтовку в одну руку, другой толкнул дверь и встал в проеме, поднимая оружие к плечу. И наступило мгновение, когда весь мир словно замер, – тут раздался взрыв и снес ему голову.

Тим продолжал пробиваться сквозь этот свет, который из белого стал красным, когда хижина загорелась. Полуослепший от взрыва, он все кричал: «Кит! Кит!» – и прошло две тысячи ночей, прежде чем он услышал плач мальчика: «Бобби!»

У Тима перед глазами картинка – изувеченный мальчик: оторвало ноги, или нет рук, или лицо сгорело и превратилось в какое-то желе, и прошла еще тысяча часов, прежде чем плачущий Кит оказался у него на руках. Мальчику немного опалило волосы, а в остальном он был в полном порядке.

Но почему-то Тим все твердил: «Прости, прости, прости», а Кит все хныкал, но в перерывах между всхлипами говорил: «Ничего».

– Ты как, в порядке? – спрашивает, немного придя в себя, Тим.

– Думаю, да.

– Слава богу, – шепчет Тим. – Слава богу.

Он сидит на мокрой траве, держит ребенка на руках, крепко прижимая его к груди, и вдруг слышит, что на парковке останавливается мотоцикл. Он тут же узнает Бум-Бума и понимает, что проблемы еще не кончились.

Бум-Бум бредет к нему по тропинке, сжимая в жирном кулаке пивную бутылку. Бутылка его и губит, потому что, когда он узнает Тима, скрючившегося на траве, улыбка сходит с его лица и он тянется за пистолетом, висящим на поясе, забывая, что держит бутылку.

В эту самую секунду Тим три раза в него стреляет, и пистолет с глушителем издает негромкие пукающие звуки, почти не слышные в треске пламени. Бум-Бум роняет пивную бутылку, тяжело оседает на газон и пытается понять, почему это он так резко почувствовал, что его все достало. Он безучастно смотрит, как Тим Кирни бежит мимо него, в руках у Тима, кажется, большой белый пакет.

Бум-Бум слышит, как открывается и захлопывается багажник машины, потом – как его мотоцикл заводят и он с ревом удаляется, и думает, что ему надо бы что-то с этим сделать. Но это такой тяжелый труд – встать на ноги, а огонь – такой славный. Поэтому он неподвижно сидит, пялясь на ковбойские сапоги на крыльце и радуясь, что отлично поработал руками. В таком положении его и обнаруживают прибывшие через несколько минут пожарные-добровольцы.