И впрямь – ахнули. Потом у старшего в карауле, рябого Изяя, щербатый рот расплылся шире бороды, а младший паренек, до битвы с плосколицыми еще ходивший в мальчишах, так и остался стоять с разинутой варежкой. Шутка ли – нелюдимый ученик колдуна оказался не сверстником, а сверстницей!

Но копья, чуть только Юмми ступила на бревна мостика, наставили оба.

– Нельзя, – прорезался у Изяя хриплый голос. – Вождь не велел.

Юмми бесстрашно взялась за древки, развела копья в стороны.

– Я как раз к вождю.

Изяй покачал головой и высвободил копье. Ухмылка быстро сползала с его лица.

– Сказано: нельзя тебе, вражья душа. Возвращайся к своему колдуну, чтоб его прокляли предки. Чтоб ему улечься в могилу голым, без пищи и воды…

– Тогда пусть вождь придет сюда. – Юмми сделала шаг назад и застыла, скрестив руки на груди. Словно и не слышала последних слов рябого тюремщика. – Я буду ждать его здесь.

Сторожа переглянулись.

– Зачем тебе к вождю? – спросил Изяй.

– Это узнает только он.

– Вождь не хочет видеть ни тебя, ни колдуна, – напыщенно произнес Изяй. – Уходи. Или мне кольнуть тебя?

Слова его сопровождались угрожающим жестом. Медное острие копья закачалось опасно близко. Юмми вызывающе тряхнула головой, сбрасывая с лица темную прядь. И вдруг расхохоталась прямо в лицо сторожам.

– Я буду ждать здесь. Если ты, храбрый воин, – в ее голосе послышался сарказм, – боишься гнева вождя, то позови хотя бы Хуккана. Он ведь не столь страшен? И менее гневлив, не правда ли?

Изяй изменился в лице.

– Я не боюсь никого и ничего, – процедил он сквозь прореху в зубах. – Я спрошу Хуккана, хочет ли он говорить с тобой. Жди здесь и не ступай на этот берег, иначе узнаешь, какова в животе медь… Ты понял? – обратился он к парнишке.

– А?.. Да. – Тот не сводил с Юмми восхищенного взгляда.

Изяй грохнул его кулаком между лопаток.

– Повтори, что ты понял?

– Ну… не пускать ее, стало быть.

– Вот и не пускай.

Хуккан появился неожиданно быстро, словно специально прятался за ближайшим домом, ожидая, когда позовут. Хотя нет, конечно. Станет правая рука вождя играть в прятки, будто дитя малое!

Увидев Юмми в женском наряде, он опешил лишь на мгновение. Затем усмехнулся – не грязненько, как Изяй, а с пониманием. По его знаку сторожа отошли чуть ли не на два десятка шагов.

– Говори.

– Я скажу вождю, – твердо ответила Юмми. Сейчас она удивлялась сама себе: и откуда только взялась непреклонность?

– Ты несешь ему слова колдуна? – Хотел того Хуккан или нет, но в его голосе прозвучала неприязнь.

– Нет. Я буду говорить от себя.

Раздумывая, Хуккан присел на корточки. Набрав пригоршню мелких камешков, прошептал над ними простое заклятье, успокаивающее духов, и разом швырнул в ручей всю горсть.

– Видишь? Это ведь мы. Вот что сделал с нами выживший из ума колдун. Были камешки – и нет их, скоро не станет и нас. А ты, если не догадаешься умереть, проживешь свой век рабыней в племени Волка или Вепря. Но не в этом дело… Вождь сюда не придет, а как вести тебя к нему – не знаю. Увидят люди – могут ведь и убить. Человека недолго потоптать насмерть. Разве что пройти с той стороны, в обход селения…

– Нет, – отрезала Юмми. – Они должны видеть. Я не боюсь.

Авторитет ли Хуккана, сильнейшего из воинов племени, удержал соплеменников от расправы или огорошил новый облик «ученика чародея» – но никто не кинулся драться, не швырнул в спину камень, даже не крикнул вслед обидное слово, когда Хуккан и Юмми шли через селение. Соплеменники молчали, смотрели… Многие, бросив повседневные дела, потянулись следом к дому вождя, но и только.

Проскальзывая вслед за Хукканом в жилище вождя, Юмми чувствовала затылком тяжелые взгляды. К Растаку дорогие соплеменники всей толпой не сунутся, но и по своим домам не разойдутся, будут стоять и ждать, как рассудит вождь, лелея надежду принять участие в казни, если вождь решит отдать преступницу людству на расправу…

В отличие от рябого Изяя, Растак постарался скрыть оторопь. Лишь кустистая бровь вождя поползла вверх, а губы искривились в недоброй усмешке.

– Вот как…

В ответ Юмми только кивнула: вот так, мол.

Движением руки вождь отослал из дома обеих жен, безмолвно раззявивших рты, а Хуккану велел остаться.

– Я думал, старик давным-давно ума лишился, а не только что. А он, выходит, еще вон когда всех перехитрить вздумал… Ну и ну. Готовил себе замену, так надо понимать?

– Дедушка так хотел, – согласилась Юмми.

– Какой он тебе дед, – пробурчал Растак. – Он Ер-Нану дед, а тебе прадед, ему зим сто…

– Я зову его дедушкой, – возразила Юмми.

Растак с безразличным видом поворошил угли в очаге.

– Говори, зачем пришла.

Меньше всего сейчас следовало юлить, пересыпая, словно бисер, слова и недомолвки, к тому же в этом деле вождь был явно искушеннее, и, поняв это, Юмми выпалила:

– Чужаки не умрут, если я этого не захочу.

Она видела: как ни владел собою вождь, в эту минуту он вздрогнул.

– Ты говоришь правду или лжешь, как привыкли лгать колдуны? Ты справишься?

– Я говорю правду. Я справлюсь.

Хуккан, присевший на корточки подле очага, шумно вздохнул.

– Что ты хочешь получить взамен? – спросил вождь. – Я готов выслушать. Только не проси слишком много.

– Мне нужно совсем мало, вождь. Жизнь чужаков стоит много больше.

– Хочешь сама стать кудесницей? – В глазах вождя вспыхнул интерес.

– Нет. – Юмми помотала головой. – Мне все равно. Лучше Ер-Нан, чем я. Если он окажется слаб, я приду ему на помощь.

Растак кивнул:

– Пусть так. Так чего же ты хочешь?

– Не убивай дедушку.

На этот раз обе брови вождя взметнулись вверх в деланом удивлении.

– И все? По-моему, его никто не трогает. Наоборот, его день и ночь охраняют от людского гнева…

– Ты понимаешь, о чем я говорю, вождь. – Голос девушки был тверд, но чего ей это стоило! Но только так и не иначе сейчас надо было говорить с вождем – открыто, дерзко, с высоко поднятой головой. Только так и можно было уцелеть самой, спасти Скарра и, в конце концов, все племя! Ведь неошибающийся старый чародей все-таки ошибся… – Дедушка должен жить в своей землянке, как прежде. Ему по-прежнему должны носить еду. Он не должен погибнуть ни от голода, ни от меди, ни от камня, ни от воды, ни от огня…

– Я не в силах сделать его бессмертным, – с усмешкой перебил Растак. – И я не могу сделать так, чтобы все стало как раньше. Человеческая память – не текучая вода.