перестал биться, замолк, вытянулся. Но еще не умер.

— Шубин, — прошептал он. — Шубин, ты здесь?

— Я здесь, Сергей Иванович.

— Прости, Шубин, — прошептал Спиридонов. Все замолкли, чтобы было слышно Шубину. Спиридонов быстро, мелко дышал. Потом заговорил снова: — Бойся Гронского. Он выживет. Ему надо будет это дело покрыть… нейтрализовать. Понимаешь? Ты скажи… меня нет, а ты скажи… только осторожно, а жена моя проживает… ты паспорт мой возьми.

И вдруг он замолчал. И перестал дышать. Сразу.

Они стояли вокруг и ждали чего-то. Эля поставила графин на пол и пригнулась к его лицу, слушала. Потом наклонилась еще ниже и прижала ухо к груди.

— Молчит, — сказала она.

Шубин увидал, что глаза Спиридонова полуоткрыты. Он положил ладонь ему на глаза, и веки послушно сомкнулись. Лоб Спиридонова был горячим.

— Все, — сказал милиционер.

Мимо них проходили люди, обходили, поднимаясь наверх, некоторые несли вещи. Они старались не смотреть на лежащего человека. И ничего не спрашивали.

Шубин ощутил усталую тупость проходивших людей. Уже не страх, а усталость, когда все равно.

— Поднимем его? — сказал Шубин.

— Ты что, совсем дурак? — удивился Руслан. — Зачем мертвого таскать. Ему и здесь лежать хорошо.

Он натянул одеяло на лицо Спиридонову.

И они пошли наверх, на крышу.

На крыше уже было много народу. Некоторые принесли одеяла и кутались в них, сидя на чемоданах, другие стояли или ходили, вглядываясь вдаль, смотрели в небо откуда должно было прийти спасение.

Говорили тихо.

— Старик, — вдруг вспомнил Шубин, — старик там сидит.

— Где? — не поняла Эля.

Но дежурная по этажу поняла. Она стояла рядом, закутанная в одеяло, которое капюшоном свисало на глаза.

— Помер старичок, вы ушли, а он помер, — сказала она. — Я точно знаю.

— Почему вы знаете?

— Потому что он со стула упал. Я слышу, со стула упал, а он помер. Инфаркт, наверно.

— Не надо, не ходи туда, — сказала Эля. — Он все равно умер.

— Все помрем, грехи наши, — сказала дежурная. — Никто живой не останется.

Шубин подумал — чего-то не хватает, чего-то ожидаемого. И понял: молчит колокол в церкви.

— Возьми куртку, — сказала Эля.

— Не надо, мне не холодно.

— Возьми, у меня одело есть.

— Вернусь, тогда возьму.

— Ты куда? Тот старик умер. Я сама видела.

Шубин увидел Гронского. Он стоял у края крыши, за ним шестерка Плотников. И две толстые женщины. Они были одеты — значит, было время одеться. Шубин понял, что он давно уже не видел Гронского. И он не обгонял их, когда несли Спиридонова. Значит, он поднялся сюда раньше.

Гронский стоял, приложив к ондатровой шапке руку в перчатке, и смотрел вдаль, как моряк, ожидающий встречи с землей.

Шубин хотел было сказать ему, что Спиридонов умер, но потом передумал: если сам не спрашивает, значит, забыл о начальнике. Вспомнит.

Подул ветер. Это хорошо. ветер нужен. Зачем? Голова работает с трудом. Ветер нужен, объяснил он себе терпеливо, чтобы разогнать газ, и тогда мы все выйдем из гостиницы. Газ улетит, и мы выйдем. Если, конечно, огонь не отрежет нам путь.

— Коля, — позвал он. — Пошли вниз.

— Пошли, — сказал Коля, святой человек. — Зачем?

— Посмотрим, где огонь. И можно ли выйти из гостиницы.

— Я с вами пойду, — сказал Руслан. — Здесь холодно.

— А выйти нельзя, — сообщил милиционер, спускаясь за Шубиным по лестнице. — Там газ.

Было темно, приходилось идти, придерживаясь за стену.

— Ветер, — сказал Шубин. — Если станет сильнее, он разгонит газ.

— Ветер есть, — сказал Руслан. — Еще какой!

Спиридонов лежал на площадке, и Шубин, проходя, не удержался

— поднял его уже похолодевшую тяжелую руку и постарался нащупать пульс.

Руслан и Коля молчали, ждали.

— Пошли, — сказал Шубин.

Но они смогли добраться только до третьего этажа. Там уже был такой дым, что не выйдешь даже в холл. снизу доносился громкий треск — огонь пожирал нижние этажи. Шубина охватил ужас от ненадежности существования, от того, что огонь пытается выгрызть низ гостиницы и скоро, очень скоро он подточит ее, и крыша со всеми людьми, и Эля, и он — все рухнут в оранжевое пламя.

Шубин даже забыл, что хотел найти старика Володиевского.

— Плохие дела, — сказал Руслан.

— Поднимемся на четвертый, — сказал Шубин.

Там они подошли к окну, что выходило на площадь. Луна спряталась, и стало куда темнее. И небо светилось меньше. Площадь порой скрывалась за клубами дыма, что рвались снизу. Клубы мешали смотреть.

— Что хотите? — спросил Коля.

— Хочу понять, есть ли ветер на площади.

Он вглядывался в прорывы в дыму, стараясь угадать, в каком состоянии газ. Ему казалось, что желтая мгла завивается смерчиками… нет, наверное, он так хочет это увидеть, что видит.

— Погляди, — сказал он Коле.

Милиционер и Руслан прижались к стеку.

— Поехала, сказал Руслан. — Точно говорю, поехала.

— Кажется, гонит, — сказал Коля. — Только не знаю, хорошо это или плохо.

— Почему? — спросил Руслан.

— А потому, — рассудительно произнес милиционер, — что ее может нагнать еще больше, чем раньше. Ты думаешь, что ее отгонит, а ее может пригнать.

Это была здравая, хоть и грустная мысль.

Дым валил все сильнее, и площадь появлялась лишь в редких просветах.

— Пошли наверх, — сказал Шубин. — Все ясно.

На крыше мало что изменилось — лишь возросло напряжение. Многие столпились у края, заглядывая вниз, показывали пальцами. Шубин понял, что надежда на то, что ветер, который не спадал, отгонит газ, овладела всеми.

Эля подбежала к Шубину.

— Разгоняет, — сказала она. — Ты знаешь?

— Хорошо бы скорее, — сказал Шубин. — Горит уже третий этаж.

— Не может быть, — прошептала Эля. Она сразу все поняла.

Высокий столб дыма поднялся над крышей, порывом ветра его бросило на людей, кто-то закашлялся. Испуганно вскрикнула женщина. Поднимавшийся ветер подавал надежду на спасение. Черный дым напомнил об опасности.

Шубин смотрел вдал, к реке, к заводу. Зарево пожара на текстильной фабрике достигло реки, и Шубин мог поклясться, что видит не ровную желтую гладь, а клубы тумана, гонимого ветром.

— Надо спускаться, — сказал кто-то.

Гронский пошел к выходу с крыши. Шубина он обошел, словно не заметил.

За ним потянулась толстая Вера с приятельницей. Сзади шагал шестерка Плотников.

— Вы хотите спускаться? — спросил Шубин. — Я там только что был. Горит уже третий этаж. Вы не пройдете.

— Не поднимайте паники, — брезгливо сказал Гронский. — Мы намочим полотенца и пробежим.

— Вы забыли, что воды нет? — Притворяется он, что ли? Или обезумел?

— Как так нет воды? — Гронский подобрал брыли и нахмурился.

Шубин понял, что Гронский на крыше давно, он сюда поднялся еще до пожара, чтобы первым увидеть спасательные вертолеты.

— Воды нет давно, — сказал Шубин, понимая, что его слушают несколько десятков человек,