Уолгаст послушался: одной рукой взялся за шест, другой — за уздечку скакуна, словно вел его по кругу. Ножки Эми не доставали до стремян, и Брэд велел ей крепко держаться.

Тут он заметил Дойла. Напарник стоял футах в ста от карусели у брикетов сена, обозначавших вход в пивную, и беседовал с молодой обладательницей длинных рыжих волос. Дойл о чем-то оживленно говорил и жестикулировал то ли для пущей убедительности, то ли чтобы выделить ключевые слова. Он снова вжился в роль торгового представителя индианапольской фирмы по производству оптоволоконной техники и плел небылицы не хуже, чем Эми, которая полчаса назад бойко врала про больную бабушку из Колорадо. Уолгаст понял, ничего сложного тут нет: начинаешь рассказывать о себе, быстро съезжаешь на голимую ложь и становишься героем собственной байки.

Деревянный пол дрогнул, из динамиков полилась музыка, и карусель закружилась. Собеседница Дойла захохотала, запрокинув голову, а потом легонько коснулась его плеча. «Кокетка, причем опытная», — про себя заметил Уолгаст. Тут белый конь «поскакал» по кругу, и сладкая парочка исчезла из виду.

Внезапно все остальные мысли заслонила одна, обозначившаяся с необыкновенной четкостью. «Беги! Бери Эми и беги! Дойл отвлекся, потерял счет времени. Беги! Спасай ее!»

Карусель кружилась, белоснежный скакун Эми поршнем двигался вверх-вниз. За пару минут разрозненные мысли Уолгаста сложились в план. Сейчас карусель остановится, и он утащит девочку в гущу толпы, во мрак, подальше от пивной. Главное, выбраться за ворота… Пока Дойл сообразит, что произошло, они с Эми, а заодно и «тахо» затеряются в бесконечной оклахомской пустоши. Интуиция не подкачала: теперь Брэд чувствовал, что с «тахо» не расстался исключительно ради будущего побега. Получается, план, словно зерно, готовое вот-вот прорасти, таился в его сознании еще на стоянке за Литл-Роком. Где и как искать маму девочки, он не представлял, но собирался об этом подумать. Еще никогда в его мыслях не царил такой порядок. Все прошлое сейчас казалось прелюдией к сегодняшнему событию, а ФБР, Сайкс, Картер и даже Дойл — самообманом, ширмой, за которой скрывалось его истинное «я». Час истины пробил, теперь следовало лишь довериться внутреннему голосу.

Карусель закружилась медленнее. В сторону Дойла Брэд не посмотрел ни разу: боялся сглазить новое удивительное ощущение. Кони остановились, он помог Эми слезть, присел на корточки и заглянул ей в глаза.

— Эми, у меня есть просьба. Послушай внимательно, ладно?

Девочка кивнула.

— Мы сейчас уедем. Вдвоем, только ты и я. Пожалуйста, никуда от меня не отходи и не говори ни слова. Мы пойдем быстро, но это не значит, что надо бежать. Слушайся меня, и все получится. — Уолгаст не отводил взгляда от темных глаз девочки. — Поняла?

— Мне нельзя от тебя убегать.

— Правильно! А теперь вперед!

С карусели они спустились с правой стороны, подальше от пивной. Уолгаст поднял Эми на руки и помог перебраться через ограду, затем, упираясь в металлический столб, перелез сам. Никто вроде бы не заметил, а если и заметил, не показал вида. Взяв Эми за руку, Уолгаст быстро зашагал в дальнюю часть ярмарочной площади, прочь от ярких огней. Хотелось добраться до ворот вкруговую или отыскать другой выход. Если поспешить, Дойл вовремя не спохватится.

Вот забор из сетки-рабицы, за ним темная линия деревьев, а еще дальше, к югу от футбольных полей средней школы, огни шоссе… Других выходов не нашлось, поэтому следовало двигаться вдоль забора к главным воротам. Уолгаст с Эми шагали по нескошенной, сырой от дождя траве и быстро промочили ноги. Впереди замаячили киоски с едой, стол для пикника, за которым они ужинали, а футах в ста за ними — ворота. У Брэда чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Он быстро огляделся, но Дойла не заметил.

— За ворота, скорее! — скомандовал он. — По сторонам не смотри!

— Эй, шеф!

Уолгаст застыл как вкопанный. Откуда-то сзади к ним бежал Дойл.

— Ты же вроде говорил, ровно час! — напомнил он.

— Мы тебя потеряли, — ответил Брэд, стараясь не выдать разочарование. — Вот искать пошли.

Дойл оглянулся на пивную и растянул губы в виноватой улыбке:

— Ну… Заболтался… Люди тут славные, даже немого разговорят! Что случилось? — Он показал на намокшие штанины Уолгаста. — Где это тебя угораздило?

— Лужи… — после секундного колебания ответил Брэд и отвернулся, пряча глаза от напарника. — Дождь…

В принципе, шанс еще был: вдруг по пути к «тахо» удастся застать Дойла врасплох? Нет, напарник моложе, сильнее, а главное — вооружен. Эх, надо было пистолет взять!

— Дождь, — задумчиво повторил Дойл.

По лицу молодого напарника Уолгаст понял: тот знал все и с самого начала. Рыжая красотка и пивная оказались ловушкой. Брэд и Эми не оставались без присмотра ни на секунду.

— Ясно… Что же, задание нужно выполнить, правда, шеф?

— Фил…

— Не надо! — тихо попросил Дойл. Голос звучал не угрожающе, а сухо: молодой человек лишь констатировал факт. — Ничего не говори. Брэд, мы же напарники! Пора в путь!

Надежды Уолгаста разбились в пух и прах. Он по-прежнему держал Эми за руку, но заглянуть ей в глаза не решался. «Прости! — подумал он и, словно телеграмму, переслал мысль в ладошку Эми. — Прости, пожалуйста!» Под надзором Дойла, «отставшего» ярда на полтора, они выбрались за ворота и зашагали к «тахо».

Ни Дойл, ни Уолгаст не заметили, что за ними внимательно следил оклахомский патрульный, который с женой и сыновьями вышел погулять по ярмарке. Двумя часами раньше, как раз перед окончанием своего дежурства, он прочел ориентировку на двух белых мужчин, похитивших девочку в мемфисском зоопарке.

9

«Меня звали… Фаннинг…»

Эти слова не давали Грею покоя целый день: когда проснулся (на часах было восемь), когда принимал душ, когда завтракал, когда сидел на кровати, курил «Парламент» и ждал наступления ночи. Весь день в ушах звучало одно: «Фаннинг… Меня звали Фаннинг…»

Чушь какая-то! Имя совершенно незнакомое! Ни одного Фаннинга Грей в жизни не встречал и людей с похожими именами — тоже. Тем не менее за ночь имя пристало как банный лист, словно, засыпая, он снова и снова слушал песню, и слова прочно укоренились в сознании. Теперь захочешь — не вырвешь… Ну что за черт, какой еще Фаннинг?! Невольно вспомнился тюремный психотерапевт: мерное тут-тут-тук его ручки о стол заполняло мысли и уносило на недосягаемую для сна глубину, которую доктор Уайлдер называл прощением. Сейчас, щелкал ли Грей пультом, чесал ли голову, закуривал ли сигарету, постоянно слышались слова, звучащие контрапунктом каждому его движению.

«Меня (щелчок)… звали (зажигалки)… Фаннинг (затяжка)».

Грей сидел, ждал, курил, снова курил. Что, черт подери, с ним творится? В душе он чувствовал перемены, и явно не к лучшему. Откуда столько тревоги и беспокойства? Он ведь умел убивать время, не делая абсолютно ничего — искусством проводить дни напролет в бездумном трансе за шесть лет в Бивилле овладел мастерски, — а сегодня не получалось. Сегодня он напоминал себе ужа на сковородке! Включил телевизор — звуки не соответствовали изображению, выглянул в окно — глаза уперлись в блеклое небо, серое, как его вечные будни. В такой день возникает одно желание — заснуть, поэтому Грей примостился на краешке кровати и, чувствуя, как мелко дрожат поджилки, ждал вечера. Глаза слипались, словно после бессонной ночи, а ведь он не услышал звон будильника в пять утра и проспал первую утреннюю смену. Пропуск сверхурочной смены он как-нибудь объяснит: расписание спутал, забыл — что угодно, все равно по головке не погладят! Вечерняя смена начиналась в десять, следовало выспаться и набраться сил перед восьмичасовой игрой в гляделки с Нолем.