Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Композитор орал. Беззвучно и неистово. Еще никогда он не прикладывал столько усилий для нагнетания ужаса, и не тратил такое количество энергии на жуткий, бешенный вопль. Он дрожал от ярости и безжалостно надрывал голосовые связки. Его никто не слышал, но все ощущали, исходившие от него волны.
Толпа превратилась в ворошащуюся массу вялых существ, истязаемых невыносимой болью и животным страхом. Люди падали на землю. Некоторые замертво. Кое-кто пытался отползти, но силы покидали их, и они лишь корчились от невыносимой боли. Один из зеков выхватил нож и перерезал себе горло. Другой подхватил упавший тесак и двумя руками воткнул себе в живот. Люди жаждали избавления от ужаса, даже путем собственной смерти.
Марк потратил все силы на децибелы страха. Выдав последний мощный импульс, он шлепнулся и потерял сознание.
Генерал Бурмистров в сотый раз взглянул на часы. Оговоренное с агентом время давно прошло. После непродолжительного неприятного воя, от которого все солдатики в первом кольце оцепления сжались и пригнулись к земле, колония хранила гробовое молчание. Генерал с тяжелым сердцем отдал команду к штурму.
Военные выбили грузовиком ворота и беспрепятственно проникли на мятежную территорию. Бестолковый очаг сопротивления в здании администрации был быстро подавлен. На площадке перед столовой их ждал необъяснимый сюрприз. В центре на разбросанных бумагах валялся мегафон. Всё пространство перед ним было завалено беспомощными телами заключенных. Многие уже не подавали признаков жизни, остальные, как тяжело контуженные, вяло отходили от пережитого шока.
Потрясенные солдаты недоумевали. Ведь выстрелов или звуков смертельной схватки они не слышали.
Генерал ворвался на территорию зоны в числе первых. Он не стал ничего объяснять удивленному полковнику. Бурмистров бегло окинул взглядом жуткую картину, не увидел фигуры в плаще и крикнул Кротову:
— Я со своими людьми к заложникам. А вы разыщите моего специалиста! И глаз с него не спускать! Под конвой!
Но когда живых отсортировали от мертвых, выяснилось, что Марка Ривуна нет ни среди первых, ни среди вторых.
Темнота его никогда не смущала. Ведь слух намного лучше зрения. Он не зависит от освещения, сканирует пространство сразу во все стороны и проникает сквозь стены. Но на этот раз мрак сковывал и давил. Голова болела от усталости, истощенное тело слушалось плохо. Композитор очнулся, лежа на спине. Руки касались земляных стен узкого прохода. Ноги располагались чуть выше головы, сзади за макушкой тихо дышал человек. Другие звуки глухо отдавались где-то над головой. Нервная острота восприятия звуковых волн восстанавливалась медленно.
Марк попытался приподняться на локтях. Шею тут же стиснула веревочная петля.
— Не дергайся, касатик, придушу. И говорить ничего не надо, не нравится мне твое воркование, — зашептал невидимый человек.
Произнесенные слова, их отражение от стен, позволили Марку быстро определиться. Он вместе с вором Кумарем находился в наглухо закрытом подземном наклонном лазе. В двух метрах сверху на территории зоны хозяйничали военные.
— Если потребуется, я разрешу тебе покалякать, — пообещал Кумарь, ослабив петлю. — А пока послушай меня. Я сразу заподозрил, что ты не из прокурорских. Стать не та. Они все отожравшиеся, а ты заморенный. И камерой от тебя несет. Я этот дух за версту чую. От него даже баня не сразу спасает. Нужно с ласковой бабой недельку на перинах проваляться, вот тогда ты будешь пахнуть по-другому. Сидел? Ты только кивни или покачай головой.
Композитор решил не отпираться, кивнул. Вор подобрел.
— То-то. Кумарь не ошибается. А когда ты, касатик, речь стал толкать, что-то мне не по себе стало. Я в сторонку, за барак и к стеночке прислонился. Еле отдышался. Потом выглянул, все уж лежат. И ты тоже. Тут вояки поперли. Я смекнул, что в этих обстоятельствах, ты — мой охранный билет. Подхватил тебя, благо легкий, и сюда, в норку.
Кумарь задрал голову и разочарованно причмокнул.
— Н-да… Братва по моему приказу подкоп рыла, да грунт в этих краях жесткий, каменистый. Без кирки или лома нельзя. А их услышат. Кум у нас был сметливый. Так и осталась моя задумка в виде короткой норки. Но вот, видишь, пригодилась.
Вор по-дружески подтолкнул Марка.
— Присядь. А то голова затечет. Нам теперь вместе думать надо. — Кумарь дождался, пока Композитор сел, обхватив колени, и легонько дернул веревку. — Мы теперь одной веревочкой связаны. Одного тебя я не выпущу. Мне нужна свобода, а тебе жизнь. Как будем решать эту проблемку?
Чуткий слух постепенно вернулся к Марку. Он уже различал шумы над головой. Отдельные звуки его заинтересовали. Он сделал движение вверх и объяснил:
— Надо подползти к выходу. Там лучше слышно.
— Муху, бьющуюся о стекло? — хитро усмехнулся Кумарь. — Ну, давай, лопоухий. Только не балуй. Горлышко вмиг пережму. Или перышком пощекочу. И волына у меня имеется.
Марк подполз к замаскированному выходу, сдвинул плотно подогнанную доску. Вместе с зыбким лунным светом в подземелье протиснулись разрозненные звуки.
Солдаты прочесывали зону. Шумели машины, в кузова шлепались трупы, раздавались отдельные команды. А вот и взволнованный голос генерала:
— Тимофей, Тима… Мать бы не пережила. Врач нужен?
— Я в порядке, батя.
— А это? Тебя били?
— Попинали немного, не обращай внимания.
— Изверги! Подонки!
— Чем вы их так?
Старший Бурмистров повертел головой, крикнул:
— Трифонов!
В общий шум вклинились торопливые шаги.
— Я здесь, товарищ генерал-майор.
— Нашли Композитора?
— Ищем. Проверили все помещения. Его нет. Но сквозь оцепление никто не прорывался. Должен быть на территории колонии.
— Допросите, выживших зеков. Они же его видели! — Генерал понизил голос и отвел капитана в сторону. — Вот, что, Трифонов, нам этот агент теперь без надобности. Вы меня поняли?
— Но он помог подавить бунт, товарищ генерал-майор. Заложники живы.
— Видите, что тут творится? Он слишком опасен. Сегодня он расправился с бандитами, а завтра явится в Кремль на заседание Политбюро! Что тогда?
— Прикажете снова арестовать, и в ту же камеру?
— Нет. Я не могу им управлять. А неуправляемый агент с такими способностями… Найти и уничтожить! Это приказ. Сейчас самый подходящий случай. Зеков будут хоронить без разбора. И его туда же. Всё ясно?
— Так точно, товарищ генерал-майор.
— Действуйте! И не вздумайте вступать с ним в переговоры.
Майор ушел. Генерал вновь обратился к сыну:
— Сейчас поедем, Тимофей. За нами пришлют машину. В штабе покушаешь, а утром в Москву. Как я рад, что всё обошлось.