Впрочем, «заговором» в полном смысле этого слова мои действия назвать нельзя. Я разговариваю мысленно, ощущениями на грани сознания. Слушаю, как кровь утекает из сердца по сосудам, проникает в мышцы, питает тело и возвращается обратно. И на каждом круге своего существования она несёт в себе самое ценное, что есть на свете. Знание. Мельчайшие подробности. Крохотные детали. Крупицы сведений о том, из чего состоит моё тело, и чем оно живёт. И проходя через разрывы тканей, кровь передаёт наполняющей их тёмно-серой слизи это самое знание. Раз, другой, третий. Несколько сотен или тысяч кругов пройдёт прежде, чем угриная кровь выучит урок и повторит его без запинки, становясь подобием моей крови. Она не заращивает ткани — всего лишь ставит заплатку. На время, пока тело само не излечит себя. И по мере того, как это будет происходить, слизь начнёт рассасываться, чтобы, в конце концов, исчезнуть. Но не перестать существовать, а просто растворится. Во мне...

— А у тебя всё лучше и лучше получается, — одобрительно кивнул Олден на мой вопросительный взгляд. — Вот что значит практика!

— Я бы дорого заплатил, чтобы вовек так не практиковаться.

Рыжик промолчал, но в карих глазах светилось куда больше восторга свидетеля чуда, чем сожаления о причинах происхождения этого чуда. Лекарь, да ещё и маг — что с него возьмёшь? С таким же азартом во взгляде он тыкал спицы в мои раны, изучая их глубину и опасность. И будет тыкать при каждом удобном случае. Наверняка, и кровь у меня брал. А чего не взять, если сама течёт? Брал, конечно. Будет корпеть над ней у себя в лаборатории, пытаясь магическим путём создать нечто похожее. И конечно, у него ничего не получится, потому что ещё задолго до начала опытов взятая кровь станет совершенно мёртвой, поскольку Олли невдомёк простейшее правило: раз начавшееся, движение не должно прекращаться. Остановка движения означает одно. Смерть.

Я снова прислушался к ощущениям. Всё спокойно.

— Теперь можно встать?

Рыжик криво улыбнулся:

— Вообще-то, Ра-Дьен велел держать тебя в постели так долго, как получится.

— Значит, не более пяти минут. Отвязывай или...

— Или? — заинтересованность в глазах.

— Я сам отвяжусь, и тогда тебе мало не покажется!

— Ой, боюсь-боюсь-боюсь! — шутливо заверещал Олден, но всё же внял моему пожеланию, расстёгивая пряжки ремней, потому что на сей раз я не шутил. Ни капельки.

Попытка сесть была слишком поспешной и резкой: голова заходила ходуном, и я чуть не рухнул обратно. Хорошо, что рыжик подхватил меня, удерживая от падения, которое не лучшим образом сказалось бы на моих ранах. А ран было... Многовато для одного раза.

Пять порезов, сейчас выглядящих как тёмные рубцы, шли кривой линией наискось через живот, под рёбра, ещё один виднелся на плече, там, куда вонзилось последнее из лезвий, не окончательно остановленных телом Баллига. И всё же, «панцирь» выполнил свою задачу: раны оказались неглубокими и обещали срастись быстро и без осложнений. Уже сейчас можно было вести себя привычным образом, если бы не утомление, вызванное внеочередным «заговором».

Олден накинул мне на плечи рубашку:

— Может, лучше полежишь?

— Ещё поспать предложи!

— И предложу. Ты плохо выглядишь, Рэйден.

— Знаю.

— Тебе надо отдохнуть.

— Знаю.

— Ты...

— Заткнись! — крикнул я, потом немного подумал и виновато добавил: — Прошу тебя.

Маг покачал головой, беззвучно жалуясь какому-то из богов на моё легкомыслие.

Я сделал глубокий вдох, успокаивая тело и разум, и, стараясь двигаться очень плавно, встал с кровати.

Боль ушла. Осталось ощущение стянутости мышц, но оно и закономерно, и полезно: пока чувствую последствия ранения, неосознанно буду действовать осторожнее. А осторожность имеет свои положительные стороны. К примеру, не позволяет совершать необдуманные шаги. Правда, время можно тратить и на обдумывание глупостей, не так ли?

— Всё готово?

Олден горестно поднял брови:

— Ну куда ты торопишься, скажи на милость?

— Есть причины медлить?

— Рэйден, мы оба знаем, что это нужно сделать, и всё же... Ему уже не важно, сколько времени пройдёт: день, неделя, месяц...

— А мне важно!

— Откуда такая спешка?

— Чем скорее «змейка» получит свободу, тем скорее можно будет заполучить новый «панцирь». Забыл?

Маг негодующе дёрнул подбородком, но нелестные слова решил оставить при себе. Впрочем, довольно было заглянуть в карие глаза, чтобы до последней мелочи узнать, какой я мерзавец. Ещё бы, думаю только и исключительно о своей безопасности, а на чувства других плюю с самого высокого маяка, какой найдётся в Антрее! Тьфу. Плюю, и что с того? А кто не плюёт, когда речь заходит о жизни и смерти? Твоей собственной жизни и смерти?

Поскольку Олден не собирался меня сопровождать, всем видом выказывая гордое презрение к моим низменным стремлениям, я поплёлся в кладовую сам. Без чужой помощи, хотя на каждом третьем шаге и приходилось касаться рукой стены, потому что голова плохо держала курс.

Домашняя рубашка — просторное одеяние до колен, лишённое пуговиц и прочих застёжек — всё время распахивалась. Почтенная Тарма Торис убила бы меня за такое пренебрежение хорошими манерами, но в Приюте мало кого смущает нагота Смотрителя. И потому, что подопечных у меня немного, и потому, что на подвальный этаж никто ни в здравом уме, ни в помрачённом сознании соваться не рискнёт. Здесь моя вотчина. Хранилище моих тайн. Я не прочь поделиться некоторыми из них с гражданами Антреи, но боюсь, подобная откровенность только усугубит страхи и неприязнь, и так сопровождающие любое упоминание обо мне и моём служении...

Кладовая — небольшое помещение, сухое, в меру прохладное — обычно пустовала. Но не сегодня. Сегодня на столе было разложено угощение. Целый пир. Для червей, которые в скором времени набросятся на мёртвое тело.

Внушающий уважение в жизни, Баллиг и в смерти не утратил своего простого величия: ни серая бледность кожи, ни вялость мышц, постепенно теряющих свои истинные формы, не могли лишить моего телохранителя силы. Пусть теперь она оставалась жить только в моём воображении, но я чувствовал её так же ясно, как видел безвольное оцепенение навсегда закрытых век.

Дорогой ты мой медведь... Зачем ринулся наперерез, да ещё так глупо? Надо было парировать удар, попробовать поставить какой никакой, а щит. Почему же ты только и смог, что закрыть меня собой? Почему откликнулся на приказ тогда, когда я уже перестал принимать в расчёт твоё существование?

Вопросы, вопросы, вопросы. И ни одного разумного ответа. Кто мне поможет узнать правду? Ты? Кириан? Хонк? Я буду спрашивать. Непременно. Но сначала сделаю то, за чем пришёл. Освобожу тебя окончательно.