Окладников смотрел на карту, на изуродованную страну, которую продолжали терзать бомбами, реактивными снарядами, превращая мечети и храмы в опорные пункты, арыки и каналы – в противотанковые рвы и окопы, цветущие города – в дымящееся месиво крови, боли и ненависти. В Москве он изучал театр военных действий, сирийский фронт, на котором сошлись множество стран, военных структур, нефтяных корпораций, и в этой липкой от крови карусели, где крутятся вихри зла, существует невидимая точка, травяной бугорок, весенний, усыпанный цветами куст, под которым он будет лежать, умирая, и его любимая, ненаглядная не услышит от него слов утешения и обожания.

– Группировка, которую вам надлежит уничтожить, насчитывает до восьмисот человек, у нее на вооружении четыре танка, восемь бронемашин, двадцать гаубиц, несколько заминированных автомобилей, которые они станут использовать для прорыва, и десяток смертников, предназначенных для той же цели. В ваше распоряжение передаются четыре сирийских батальона, группа наших советников, авианаводчики. И средства Воздушно-космических войск, готовых действовать в ваших интересах. Вам надлежит вылететь завтра утром в район боевых действий. С вами полетит майор, специалист по электронной разведке.

Генерал нажал кнопку, и появился майор в «песчанке», с худым загорелым лицом, на котором сияли молодые васильковые глаза.

– Желаю удачи. – Генерал-полковник пожал обоим руки и, уже забывая о них, схватился за рацию.

– Майор Латунин, – представился офицер, когда они покинули кабинет – В Таджикистане я вместе с вами работал. Обрабатывал картинку из Космоса и готовил материалы авиаразведки.

– Да, да я помню, – произнес Окладников. – Была облачность, но вы обеспечили высокое качество изображения.

– Здесь облаков почти не бывает. Картинки отличные. Но солнце коварное, злое. Я за день под солнцем набегаюсь, а ночью спать не могу. Под веками белое солнце горит. Потом стал носить темные очки, отпустило. У вас есть темные очки, товарищ генерал?

– Нет.

– Возьмите мои. У меня есть вторая пара, – Майор достал из кармана темные очки и протянул Окладникову. Тот благодарно взял.

– Еще хочу сказать, товарищ генерал, тут у них вода от нашей отличная. Должно быть, соли другие. Не принимает желудок. А если чай покрепче заварить, да еще с чабрецом, то нормально. Я из дома чай с чабрецом привез. Я вам отсыплю.

Синие глаза на медном лице майора сияли, словно ему доставляло радость удружить Окладникову. И Окладников испытал к нему благодарность за эти малые проявления теплоты и сердечности среди ревущих самолетных турбин, отточенных фюзеляжей, которые стремились в Алеппо с грузом ракет и бомб.

– Откуда родом? Как имя-отчество?

– С Ростова. Игорь Антонович.

– Значит, вместе поработаем, Игорь Антонович.

Остаток дня они с майором провели в разведцентре, просматривая фотографии из Космоса и с самолета-разведчика. Метины бункеров, сплетения окопов, жилой район, превращенный снарядами и бомбами в клетчатый отпечаток, похожий на вафлю, дороги, на которых виднелись брусочки грузовиков и точки пешеходов. Район был сложный. Предстояло на месте заслушать доклады батальонных командиров, спланировать артиллерийские удары, разработать план штурма, сводящий потери до минимума.

– Отдыхайте, товарищ генерал, – простился с Окладниковым майор, когда малиновое воспаленное солнце садилось в холмы и взлетающая пара штурмовиков казалась красной. – Завтра в шесть ноль-ноль вертолетный борт. Я за вами зайду.

Ночью его мучили сны. Он едет на аэродром по ночной Москве, и храм Василия Блаженного пылает своими куполами, как огромный чертополох, и ребристый косматый купол, словно бутон, дрожит, трепещет, готовый раскрыться в жаркий цветок, но вместо цветка разверзается черное гнилое дупло Чернобыля, веет едкая гарь, от которой першит горло, и он убегает от ядовитого облака, и рядом с ним бежит женщина с распущенными волосами, вся в белом, заглядывает ему в лицо и спрашивает: «Где мой муж?» – а ее муж прапорщик Костенко лежит на дороге, ведущей в Шатой, растерзанный фугасом, и над ним вьется красноватая мошка, а женщина продолжает бежать и спрашивать: «Где мой муж?» – и на снимке из Космоса среди дорог и опорных пунктов лицо жены, измученное и несчастное, все в слезах.

Окладников вскочил и сидел на кровати, отгоняя наваждения. Набросил рубаху и вышел наружу.

Темный воздух был прохладен и свеж, благоухал сладкой влагой холмов с первой травой и цветами. Огромные белые звезды горели над головой с пугающей близостью, с непривычным орнаментом, в котором отсутствовали знакомые созвездия и присутствовал иной рисунок иного неба, сиявшего над иной землей. Эта чужая земля, где он оказался, лежала под звездами, столь непохожая на его родные оренбургские степи. Скрывала заповедные тайны, которые лишь слабо проступали в дуновениях сладкого воздуха, в рисунке звезд. Под этими звездами рождались и умирали народы, двигались войска, караваны, тянулись паломники, осыпались и возникали царства. Он слабо знал о них, они присутствовали в нем, как забытые отголоски. Здесь рождались вероучения. Пророки, облученные светом странных созвездий, искали и находили слова, от которых менялся мир. И какая сила привела его в эти земли, отлучив от родных перелесков, оврагов, полных вешней воды, желтых кувшинок в пруду, свиста ночных пролетавших уток? Чья воля движет им среди хребтов и морей, боев и военных маневров, не позволяя остановиться? Погрузиться глубокой мыслью в притихшую душу и понять, откуда он взялся на этой земле и куда исчезнет, когда пробьет его час?

Окладников стоял, запрокинув голову, смотрел на белые звезды, и голова у него кружилась.

Он увидел, как одна звезда среди множества ярких звезд стала ярче. Увеличивалась, стремительно приближалась. На аэродроме вспыхнул аметистовый прожектор, освещая полосу. И в этот аметистовый свет с грохотом ворвался перехватчик. Как скользкая рыба, метнулся по бетону, сбрасывая с плоскостей сиреневые капли света. Удалялся со звоном, и за ним белоснежно пузырился тормозной парашют.

Утром, на рассвете, они встретились с майором Латуниным. На плече майора висел автомат, в карманах лифчика виднелись фонарь, гранаты, автоматные рожки.

Машина подвезла их к вертолетной площадке, где, готовый к полету, застыл вертолет. У пятнистого борта стоял экипаж. Командир, увидев Окладникова, поправил на плече короткоствольный автомат и доложил:

– Товарищ генерал, экипаж к полету готов. Продолжительность полета час десять минут. Командир вертолета майор Артамонов.

Окладников пожал руку командиру, второму пилоту и борттехнику. По откидной лестнице залез на борт, разместился у иллюминатора, рядом с желтым топливным баком. Майор Латунин сел напротив. Вертолет задрожал, зарокотал, в иллюминаторе полетела зыбкая тень винта. Качнуло, и машина взлетела, косо пошла, оставляя в стороне бетонную полосу, строения, врытые в землю боевые машины пехоты, и потянулись зеленые холмы. Они прерывались белесой пустыней, над которой вставало солнце, врывалось в иллюминатор яркими вспышками.