Профессор не успел ответить, его опередил Илья, с удовольствием пивший кофе опершись бедрами о стол рядом со мной:

— Если розовая — хемоавтотроф, в чем я солидарен с мастером Шитцини, то она питается исключительно неорганикой. И это укладывается в систему расположения и нахождения колоний. Более того, тщательно и внимательно осмотрев переборки, я нашел что-то наподобие ржавчины в местах ее локации. Хемоавтотрофы создают органику из неорганики…

— Именно об этом я хотела сказать, когда мы пришли сюда, — выдохнула я. — Думаю, вы все отметили свечение, испускаемое розовой? — Коллеги кивнули. — Это дополнительный специфический признак, как мне кажется. Хемоавтотрофы — паразиты, разрушающие структурные связи, по сути, разрывающие чужие молекулы на части и собирающие из них собственную оболочку, тем самым пополняя свое содержимое питательными веществами. Чаще всего они питаются за счет химической энергии окисления, но, может быть, не только? Может быть, способ схож, но питание — более энергетическое, из-за чего она светится словно радиоизотоп?

— И вероятно, питается различными видами энергии, поэтому на нее не подействовали известные нам системы дезактивации и защиты, — с энтузиазмом добавил баквирусолог Шитцини.

— Все было бы так, если бы снова не одно пресловутое «но»! — повторил Зельдман.

— Нарушение «диеты» и заражение живых носителей, — кивнул Башаров. — Согласен. Хотя…

— Что? — вновь нетерпеливо поторопил Зельдман.

— Инкубационный период на первых транспортниках, которые покинули Т-234, длился почти две недели. А вот команды ОБОУЗ — уже сутки. Возможно, розовой чего-то не хватает? И она, допустим, оголодала, поэтому перекинулась с неорганики на живых носителей? — предположил Башаров.

— Но если наша первая версия верна, вокруг полным-полно «еды» — сплошь неорганика! — воскликнул Шитцини.

— Мастер, а если взять вашу недавнюю версию? — осторожно заметила я. — Помните о бактериях, которые, потеряв связь с колонией, саморазрушаются? Что, если на родной планете у нее был сдерживающий фактор? Или, наоборот, что-то дополнительно питающее, чего на борту космических кораблей не найти.

В обсуждение снова включился Башаров:

— В том месиве, которое осталось от тел, я обнаружил лишь несколько фрагментов розовой. И то потому, что тщательно искал, просматривал все стекла и… Но они единичные, а так не может быть. Да еще при подобных скоплениях колоний и главное — полной деструкции тел.

— Чего-то мы еще не увидели, — проворчал Зельдман. — Но я тоже склоняюсь к версии, что розовая — паразит-хемоавтотроф. Вполне вероятно, на планете она была абсолютно безвредна до определенного момента, раз имеются сведения, пускай и не подтвержденные, что у заключенных, работающих в шурфах на глубине, неожиданно проявились отклонения. А это значит: присутствуют физиологические изменения…

— Но что вызывает агрессию в отношении носителя? — спросила я, уставившись на экраны, где крупным планом светилась розовая. — И каким образом происходит влияние на человека?..

В этот момент прозвучал сигнал, и в лабораторию влетел Кшеола Ом.

— Господа, дамы, сейчас я вас, надеюсь, порадую! — выдохнул он с невероятным воодушевлением и, стремительно подойдя к киберу, увеличил изображение бактерии в несколько раз. — Что вы видите? Приглядитесь!

Мы дружно столпились у стола за спиной молекулярного генетика. На весь центральный экран расползлась сияющая предположительно бактерия. Акцент был сделан на расширяющемся конце ее цилиндрического тела.

— Кажется, это дополнительная… нить… ДНК… — медленно, вглядываясь в сильно засвеченную картинку, произнес Шитцини. А потом продолжил, показывая пальцами: — А вот и вторая…

— Мне кажется, это похоже на границу, — подключился Башаров, тоже ткнув пальцем в картинку, да так энергично, что погрузил всю руку в экран.

— Ну что ж, господа, поздравляю! — обрадовался Зельдман. — Особенно вас, профессор Ом. Вы, что называется, зрили в корень.

— Их двое, — изумленно выдохнула я. — Двое паразитов. Вирус и бактерия, отсюда и все недоразумения с нарушением питания…

— И главное, — улыбнулся довольный Шитцини, благодарно положив ладонь на плечо Кшеолы, — судя по всему, они симбионты.

— Думаю, что симбионтами они были на планете, — возразил Зельдман, — а здесь четкая картина паразитирующего на другом паразите вируса.

— Вероятно, оказавшись в космосе, вне привычной питательной среды, каждый из них выживал по-своему. Пока розовая голодала, она не могла удовлетворить своего симбионта, и он перекинулся на других, более питательных носителей.

— Думаю, в этом причина сокращения инкубационного периода, — сделала вывод я. — Пока вирусу хватало энергии розовой, он был неактивен, затем нашел нового носителя. Оказавшись вне симбионта, вошел в активную патогенную фазу.

— С этим, слава богу, пока более-менее ясно, — почесал покрытую щетиной щеку Зельдман. — Попробуем разобраться с другим насущным вопросом: почему выжил х’шанец?

— Можно я выскажу предположение? — неуверенно подняла руку.

Мужчины весело хмыкнули, смутив меня. Ничего не могу с собой поделать: с солидными коллегами по миссии и Зельдманом в особенности ощущаю себя студенткой, а не профессором.

— С удовольствием послушаем молодое поколение ученых, — улыбнулся пожилой доктор.

— Я считаю, благодаря х’шанским локусам, — поделилась не дававшей покоя мыслью. — Час назад Башаров говорил нам в столовой, что локусы, объединяясь, начинают генерировать общее энергетическое поле. Розовая питается энергией. Можно предположить, что вирус встраивается не только в ее тело, но и поле. По типу семейных пар х’шанцев.

— Вы хотите сказать, что у нас все же наличествует гендерная интрига? — мягко усмехнулся Зельдман.

— Думаю, Даша права, — присоединился ко мне патоморфолог. — Вероятно, вирус, как и розовая, — энергетический паразит. Только не умеет питаться неорганикой, как розовая: попадая в тело человека, начинает дестабилизировать все структурные и энергетические связи организма. И именно поэтому мы видим настолько тотальное разрушение тел…

— А локусы х’шанцев словно стражи: не пропустят чужого, — усмехнулся Кшеола Ом, посмотрев на меня.

— Думаю, ДНК вируса не содержит какой-либо информации о половой принадлежности. А значит, для локусов х’шанцев он является генетическим мусором — соответственно симбиотическая связь не образуется. И, что еще более вероятно, именно по этой причине не происходит заражения.

— Все согласны? — спросил Зельдман после того, как закончил баквирусолог Шитцини. — Принимаем данное мнение за главную версию?

Мы дружно кивнули. А я с горечью заметила:

— Как жаль, что предыдущей команде не хватило времени. Они провели колоссальную работу, преподнесли нам все на блюдечке, а самим не хватило времени… совсем чуть-чуть.