Сказав это, Войтович распрощался с главарем и направился к трапу. Перед тем как сесть в шлюпку, он пересчитал спецназовцев.

– Никого не забыли? А то ведь они могли и кого-нибудь из нас в качестве заложника оставить.

Кэп усмехнулся:

– Ага. Если бы они согласились, я бы сам им Деда с Поручиком в заложники сдал. К утру бы тут ни одного живого пирата не нашли.

И оттолкнул шлюпку от борта «Дайаны».

* * *

Отряд Шарифа на двух катерах направлялся к будущей российской военно-морской базе. А там весь личный состав уже снова был поднят по тревоге. И если совсем недавно тут занимались ерундой – искали Войтовича, то сейчас дело было куда серьезнее. Гарнизон ловил пиратского диверсанта. Диверсантом был Абдулла. Господин Новицкий заметил его бдительным оком, когда тот утром неосторожно вышел справить малую нужду.

Больше всех возмущался сам господин Новицкий. Он, не стесняясь, орал на майора Злобунова:

– Вы командир или тряпка? У вас пираты по базе как по парку Горького гуляют! Где ваши хваленые спецназовцы?

Майор Злобунов мог бы возразить, что по парку Горького пираты могут гулять разве что в воспаленном воображении господина Новицкого, но только растерянно оправдывался:

– По вашему приказу группа подводного спецназа сопровождает выкуп пиратам…

– Срочно отзовите!

Злобунов, совершенно обескураженный, отправился в штабную комнату связи. Он плохо представлял себе, как именно будет отзывать спецназовцев. Вряд ли командир японского эсминца с готовностью будет исполнять приказы русского майора и стоявшего за его спиной непонятного штатского господина.

Когда майор поравнялся с палаткой, на которой красовалась фанерка с надписью «Клуб», то испытал новый прилив раздражения. Из палатки неслись звуки бодрого марша в исполнении флейты и барабана. Вроде как в фильме про царскую армию. Там под такой аккомпанемент обычно устраивали всяческие расправы над прогрессивными военнослужащими, которые не хотели в армии служить. Потому что царская и реакционная.

Майор хотел было совсем пройти мимо, но решил, что наступил и для него радостный момент, когда можно сорвать на ком-нибудь свою злость и обиду. И он сунулся в палатку.

Крепкое здоровье уберегло майора от инфаркта или инсульта. Но какое-то время он стоял, словно парализованный, и только широко открывал и плотно закрывал рот. Вероятно, от недостатка кислорода в крови.

Перед ним, не менее растерянные и испуганные, застыли виновники немой сцены – ефрейтор богатырского сложения с флейтой во рту и черный худенький негритенок, молотивший на барабане, как на тамтаме. Как догадался майор, его-то они все и искали.

Молодежь оказалась проворнее. Когда Злобунов в последний раз широко разинул рот, чтобы принять порцию живительного воздуха, те снялись с места и шмыгнули через большую прореху в брезентовой стене клуба наружу.

– На пирс! – бросил Абдулла.

Ефрейтор кивнул. Общались они знаками или на примитивном английском. Словарного уровня только-только хватало для минимального обмена информацией. Задача перед ними стояла, казалось, невыполнимая. Почти весь гарнизон был зачислен в патрули. Они добросовестно топтали территорию будущей базы, разыскивая коварного врага в самых, казалось бы, невозможных местах.

Но враг оказался куда коварнее. Музыкально одаренный ефрейтор и Абдулла, вместо того чтобы таиться по темным закоулкам и ползти, как подлые змеи, нагло прошествовали у всех на виду. Взгромоздив на плечо длинную чугунную трубу, они спокойно прошли через всю базу. Возле причала они скинули ношу, забрались в зеленую лодку Абдуллы и, не запуская мотора, только с помощью весел, переместились чуть подальше, в глубину залива. Здесь они надеялись переждать суматоху на базе. Но оказалось, что главные события еще впереди. Понемногу смеркалось. Тут-то со стороны открытого моря и появились катера Шарифа.

Атака боевиков была яростной и отчаянной. Они открыли по участку базы ураганный огонь. Вместо грозных укреплений их встретил пустырь с редкими палатками и пластиковым домиком штаба. Патрули, все еще тщетно искавшие пиратского диверсанта, вжались в сухую неприветливую землю.

Шариф поступил крайне легкомысленно. Не имея ни плана базы, ни плана действий, он целиком положился на удачу. И не прогадал. Собственно, бонус от господина Гореславского даже искать не пришлось. Он одиноко покачивался в трюме катера возле причала. Никому из начальников и в голову не пришло перенести контейнер в более надежное место. Видно, курортная атмосфера острова так действовала.

Шариф сразу обратил внимание на одинокий катер, который он не раз видел в хозяйстве Глока. Затаив дыхание, он перепрыгнул в него и обнаружил свою пропажу.

– Быстро, трое сюда! – приказал он своим людям. – Заводите мотор и уходим! Остальным усилить огонь.

На глазах господина Новицкого, слегка ошалевшего от стрельбы и наглости налетчиков, добыча, за которую он предполагал получить высокую награду, уплыла прямо из-под носа. И самое досадное, что он сам облегчил похитителям их задачу. Даже вину свалить было не на кого. Впрочем, почему не на кого? Гурий Игоревич выбрался из грядки, в которой пережидал вражеский огонь, и грозно распорядился:

– Где командир базы? Немедленно его ко мне!

И помощники, также еще не пришедшие в себя, поспешно бросились выполнять его приказание.

На зеленую лодку в глубине залива никто не обратил внимания. Зато прятавшиеся в ней Абдулла с ефрейтором-флейтистом следили за происходящим с первой до последней секунды нападения. Как только арабы развернули свои катера и направились в ту сторону, откуда пришли, ефрейтор заторопил Абдуллу:

– Запускай мотор! Гоу, гоу! За ними!

Но Абдулла и сам догадался, что нужно делать. Его лодка цветом почти сливалась с морской волной, заметить ее с большого расстояния, особенно с низкой палубы катера, было невозможно. Тогда как три катера представляли собой куда более заметные цели. Поэтому отследить, куда направятся бандиты, не представляло труда. Лишь бы горючего хватило. И зеленая лодка на безопасном расстоянии направилась следом за уходящими в море катерами.

Когда растерянный майор Злобунов предстал пред грозные очи господина Новицкого, тот уже перегорел. Несмотря на бешеный обстрел, убитых среди гарнизона базы не оказалось, серьезно раненых тоже. Так, несколько царапин и пара ушибов. Гнев Новицкого улетучился, осталась только неутолимая горечь. Он встретил командира базы усталым взглядом и потер затылок.

– Я улетаю в Москву, – сообщил он глухим голосом. – Здесь мне больше нечего делать. А тебе, майор, я обещаю веселую жизнь!

Через полчаса Злобунов, сняв фуражку, тер мокрую от пота лысину. Он провожал взглядом машину, увозившую в аэропорт грозного московского чиновника. Зачем тот прилетал на базу и чем тут занимался все это время, майор так и не понял. Потому и теперь не знал – радоваться его отъезду или горевать.