Шипман добрался до кухни, тщательно отмерил кофе на четыре чашки, потом налил воды. «Смотри-ка, я могу и сам о себе позаботиться, – подумал он. – Жаль, что я так мало думал о себе после смерти Констанс. А потом на сцену вышла Арабелла. Всегда готовая утешить, соблазнительная… А теперь – мертвая».

Он вспомнил позавчерашний вечер. Что они говорили друг другу в библиотеке? Шипман смутно помнил, как рассердился. Неужели он действительно настолько разозлился, что совершил такую жестокость? И как он мог оставить Арабеллу на полу истекать кровью и пойти спать? Томас покачал головой. Какая-то бессмыслица.

Зазвонил телефон, но Шипман не стал брать трубку. Он подождал, пока звонки не прекратятся, потом снял трубку и положил на стол.

Когда кофе был готов, Шипман налил себе чашку и, держа ее трясущейся рукой, понес в гостиную. Обычно он устраивался в большом кожаном кресле в библиотеке. Обычно, но не сегодня. Сейчас он думал, сможет ли когда-нибудь еще войти в эту комнату. Шипман уселся и вновь услышал крики с улицы. Понятно, что репортеры прочно окопались на улице, но с чего бы им сейчас так вопить? Но не успел он еще отодвинуть штору, как догадался, чем вызван такой фурор.

На сцену вышел бывший президент Соединенных Штатов, готовый предложить ему свою дружбу и поддержку.

Люди из Секретной службы доблестно пытались очистить проход для Бритлэндов, которые пробивались сквозь толпу репортеров и операторов. Прикрывая рукой жену, Генри остановился, демонстрируя готовность сделать хотя бы краткое заявление.

– В нашей великой стране человек считается невиновным, пока не доказано обратное. Томас Шипман был выдающимся государственным секретарем и остается моим близким другом. Мы с Санди приехали сюда ради этой дружбы.

Сделав заявление, бывший президент направился прямо к дому, не обращая внимания на шквал вопросов. Шипман подождал, пока Генри с женой не поднимутся по лестнице, потом отпер и распахнул входную дверь. Пара беспрепятственно скользнула в дом.

Дверь за Бритлэндами закрылась, Генри от всей души обнял своего друга. И только тогда Томас Шипман зарыдал.

Санди понимала, что мужчинам нужно какое-то время побыть наедине, и, как Шипман ни сопротивлялся, отправилась на кухню готовить обед на троих. Бывший госсекретарь продолжал твердить, что может позвонить экономке, но Санди настояла на своем.

– С полным животом, Том, вы почувствуете себя намного лучше, – сказала она. – Вы, ребята, поболтайте, а потом приходите ко мне. Я уверена, что все необходимое для омлета тут есть. Еда будет готова через несколько минут.

Шипман и вправду быстро пришел в себя. Стоило Генри Бритлэнду оказаться рядом, и Шипману, пусть и ненадолго, показалось, что теперь он может справиться со всем, что бы ему ни выпало. Мужчины отправились на кухню, где Санди уже трудилась над омлетом. Ее быстрые уверенные движения у разделочной доски оживили в памяти Шипмана недавние сцены в Палм-Бич: женщина готовит салат, а он грезит о будущем, которое теперь никогда не наступит.

Шипман взглянул в окно и неожиданно подумал, что шторы подняты и если кто-нибудь украдкой подберется к задней части дома, то получит отличную возможность щелкнуть их троих в домашней обстановке. Он торопливо прошел через комнату, опустил шторы, повернулся к Генри и Санди и печально улыбнулся.

– Знаете, я недавно договорился насчет установки электрического привода на шторы во всех остальных комнатах, чтобы они могли подниматься и опускаться по таймеру или простым щелчком выключателя. Правда, я никогда не думал, что они понадобятся мне здесь. Я редко сталкивался с готовкой, да и Арабелла не относилась к любителям «Бетти Крокер»[12].

Он умолк и покачал головой.

– Ладно. Теперь это не важно. Да и потом, мне никогда не нравились эти чертовы штуковины. В библиотеке они до сих пор плохо работают. Каждый раз, когда их поднимаешь или опускаешь, они издают такой треск, будто кто-то стреляет из пистолета… Странно, правда? Я хочу сказать, там ведь действительно стреляли из пистолета, еще двух суток не прошло. Вы уже слышали, какие события предшествовали тому вечеру? Ну…

Он на секунду отвернулся, тишину в кухне заполнял только шелест ножа. Потом Шипман подошел к кухонному столу и уселся напротив Генри. Ему сразу вспомнились те времена, когда они сидели за столом напротив друг друга в Овальном кабинете.

– Знаете, мистер президент, я…

– Томми, брось. Это я. Генри.

– Хорошо, Генри. Я просто подумал, что мы оба юристы, и…

– Не забудь, Санди тоже юрист, – напомнил ему Генри. – До Сената она порядочно проработала государственным защитником.

Шипман слабо улыбнулся.

– Тогда она будет нашим экспертом.

Он обернулся к женщине:

– Санди, тебе когда-нибудь приходилось защищать клиента, который был настолько пьян в момент совершения преступления, что не просто трижды выстрелил в свою… э… подругу, но оставил ее истекать на полу кровью, а сам поплелся наверх спать?

Она ответила, не отворачиваясь от плиты:

– Возможно, не совсем при таких обстоятельствах, но мне приходилось защищать немало клиентов, которые были настолько обдолбаны в момент совершения преступления, что даже не могли вспомнить, а что им, собственно, вменяют. Обычно, правда, находились свидетели, которые давали против них показания под присягой. Это трудные дела.

– И их, разумеется, признавали виновными? – уточнил Шипман.

Санди обернулась к нему с грустной улыбкой.

– Им давали максимальные сроки, – призналась она.

– Именно. Мой адвокат, Лен Харт, – хороший и способный парень. Он хочет, чтобы я признал себя виновным, ссылаясь на помешательство. Разумеется, временное. Но, насколько мне это видится, единственный вариант – пойти на сделку со следствием, признать вину, надеясь, что государство не станет требовать смертного приговора.

Генри и Санди смотрели на своего друга, который говорил, глядя прямо перед собой.

– Понимаете, я убил молодую женщину, которой предстояло еще лет пятьдесят радоваться жизни. Если я отправлюсь в тюрьму, то вряд ли протяну больше пяти или десяти лет. Тюремное заключение, сколько бы долго оно ни длилось, поможет немного искупить эту ужасную вину, прежде чем я предстану перед Создателем.

Все трое молчали, пока Санди заканчивала готовить еду. Она поворошила салат, потом вылила на разогретую сковородку взбитые яйца, добавила нарезанные помидоры, лук, ветчину, завернула края пузырящихся яиц и наконец перевернула омлет. Первый тост был готов как раз к тому моменту, когда женщина сдвинула первую порцию омлета на нагретую тарелку и поставила ее перед Шипманом.

– Ешьте, – распорядилась она.