Подготовка союзников к войне началась за несколько недель до ее официального объявления. Британия приступила к накапливанию сил на Мальте, а французские войска сосредотачивались для отплытия в Тулоне и Марселе. В Константинополь для помощи турецкому командованию отправилась группа военных советников, в которую среди прочих входили известный французский инженер полковник Ардент и герой Полуостровной войны[86] и войны 1812 года[87] сэр Джон Бургойн.

Теперь же, когда война была объявлена и союзные войска направлялись к местам славных сражений, Британии и Франции оставалось решить лишь два важных вопроса: определить объекты для удара и назначить руководителей совместной военной акции. Уже 22 февраля Наполеон III и английский посол в Париже лорд Каули приступили к обсуждению этих вопросов. Император, памятуя о рекомендации своего августейшего дяди, настаивал на сосредоточение всей полноты власти в руках одного командующего. «Ведя войну с одной страной, — некогда заявил Наполеон Бонапарт, — следует иметь одну армию, управляемую одним руководителем… Долгие дискуссии и военные советы обычно заканчиваются принятием самого неудачного решения». Возглавить объединенные сухопутные силы, по мнению Луи-Наполеона, должен француз, а объединенный флот, учитывая превосходство Британии на море, французский император соглашался доверить англичанину. Лорд Каули выдвинул свои возражения: «Подчинение британской армии французскому командованию ограничит власть британских командиров над своими людьми, что несовместимо с британскими представлениями о собственной чести и национальной гордости». В лучших традициях английского компромисса посол предложил свободную схему взаимодействия и связи французских и английских сил как на суше, так и на море. В конце концов такая схема и была принята: союзные войска не имели единого командования ни сухопутными частями, ни флотом.

Командующим французскими экспедиционными силами Наполеон назначил маршала Лероя де Сент-Арно, шестидесятипятилетнего ветерана алжирской кампании. Именно этот человек обеспечил военную поддержку государственного переворота, который возвел Луи-Наполеона на престол в 1851 году. Назначение де Сент-Арно было довольно странным. Наполеон умышленно пренебрег такими выдающимися военачальниками, как генералы Шангарнье, Барагэ д'Илье, де Кастеллан, Вайан и Пелисье — все они были ветеранами Первой империи, которые участвовали в сражениях при Лейпциге, Ваграме и Бородине. Похоже, Луи-Наполеон ценил не столько военный опыт и талант, сколько покладистость и безусловную преданность ему самому, а уж в этих качествах Сент-Арно он не сомневался.

Еще в молодости Сент-Арно приобрел репутацию человека посредственных способностей и к тому же нерешительного и непоследовательного. В 1821 году младший лейтенант Сент-Арно был уволен из армии после пятнадцатидневного заключения в военной тюрьме. Он отправился в Лондон, где давал уроки фехтования. Обнаружив, что спрос на его услуги невелик, Сент-Арно стал учителем танцев, а позже — маркером в бильярдной. Он пробовал свои силы в пении, поэзии, игре на скрипке, но в конце концов тайно покинул Британию, оставив после себя неоплаченные счета. Владея четырьмя языками, он играл комические роли в разных труппах под именем Флоридор, а в Бельгии даже пел в опере теноровые партии.

В 1831 году Сент-Арно вернулся в армию. Женившись, он приобрел более серьезный взгляд на жизнь. Через пять лет он попал в Алжир, где и начала восходить его звезда. В 1847 году он уже мог писать брату: «Меня знают и ценят, я — бригадный генерал и командор Почетного легиона[88]. Я достиг желаемого, и мои дети имеют имя и прочное положение». В 1851 году Сент-Арно занял пост военного министра, а годом позже получил звание маршала Франции и был избран в сенат.

Маршал де Сент-Арно был человеком добродушным и энергичным, но вместе с тем беспечным и тщеславным. Опытный администратор, деятельный офицер, он вместе с тем не отличался выдающимися военными способностями. Среди его черт Кинглейк отмечает «необычную готовность лишать людей жизни». Сам Сент-Арно с гордостью писал, как в 1845 году расправился с крупным отрядом арабов, который скрывался в пещерах Северной Африки: «Я приказал наглухо закрыть все отверстия, превратив пещеры в один огромный склеп. Никто туда не вошел, и только я знал, что там погребены пять сотен бандитов, которым никогда уже не удастся пролить кровь француза… Мне не в чем упрекнуть себя — я исполнил свой долг командира и готов повторить это снова».

Когда Сент-Арно получил свое последнее назначение, он был серьезно болен. Предвестники этой болезни, которая сведет его в могилу уже в Крыму, начались лет десять назад. Незадолго до смерти боли, сопровождавшие рак желудка, стали невыносимыми, маршал был изнурен до крайности. «Его состояние, — писал Кинглейк, который знал Сент-Арно лично, — не позволяло ему руководить войсками на поле боя. И хотя между приступами, когда боль отступала, он снова преисполнялся энергией, недуг возвращался вновь и вновь, лишая его последних сил».

Командирами дивизий французских экспедиционных сил в Крыму Наполеон назначил генералов Канробера, Боске и Форе. Как и Сент-Арно, они были ветеранами Северной Африки, но более молодыми — их средний возраст равнялся сорока шести годам. Получил назначение и принц Наполеон — племянник великого императора и наследник трона своего кузена. Принц был весьма усердным молодым человеком, но не имел военного опыта. Перед отплытием на Восток Канробер получил и «отложенные полномочия» — в случае смерти Сент-Арно он становился главнокомандующим. Это назначение держалось в тайне (даже от маршала) до 29 сентября 1854 года. Через пятнадцать дней после высадки союзных войск в Крыму Сент-Арно умер, и командование французской армией принял на себя Канробер.

Командующим британскими войсками стал лорд Раглан. Законченный аристократ во всех проявлениях — гордый, сдержанный, с изысканными манерами и в то же время крайне скромный, — он в полном соответствии с традицией своего народа не терпел открытого проявления чувств. Кроме того, это был мастер преуменьшения и замалчивания. Из его писем правительству, официальных и личных, было невозможно составить сколько-нибудь полное представление о переживаемых армией лишениях. «Молчание лорда Раглана, — сетовал лорд — хранитель печати, — напоминает пытку. Он доносит до нас только сухие факты!» С одной стороны, главнокомандующий был убедителен и обладал даром привлекать к себе людей. «С кем бы он ни говорил, будь то политик или простой школьник, его собеседник уходил покоренный», — писал о нем Кинглейк. С другой стороны, его отношения с рядовыми и нижними чинами оставались холодными и формальными, а редкие беседы с солдатами были лишены даже намека на сердечность. Так, прибыв в расположение Бригады легкой кавалерии после ее знаменитой кровопролитной атаки, он не сказал ни слова ободрения или благодарности.