Салдо, казалось, был оскорблен упреком. Несколько мгновений он молчал.

— Нильс, я не понимаю тебя.

— Я сам этого до конца не понимаю, но поведение Фэнси не так просто, как тебе кажется.

Салдо вопросительно смотрел на лицо Хеллстрома, словно что-то в нем могло дать ему ключ к пониманию. Что знал такого Хеллстром, чего не знали другие? Хеллстром являлся потомком первых колонистов того, настоящего Муравейника. Может быть, он получил специальные инструкции из таинственного источника мудрости — как поступать в такого рода кризисах? Внимание Салдо было отвлечено тем, что происходило слева от него: чашки с бульоном двигались по конвейеру, как только кто-нибудь брал последнюю в ряду. Работники ели рядом с ними, не обращая на старших специалистов особого внимания. И это воспринималось естественно. Химические выделения говорили работникам, принадлежат ли посторонние Муравейнику. Но, попади сюда Внешний, и если работники не увидят его сопровождающих или же если выделяемые Чужаком запахи не будут скрыты, он немедленно будет отправлен в Котел безголосыми работниками, озабоченными только удалением опасной массы протеина. Поведение работников как будто было нормальным, но Салдо в этот момент впервые ощутил то же чувство, что и Хеллстром чуть раньше, — Муравейник ранен, и рана глубокая. В движениях появилась скованность, в походке стала заметна воинственность.

— Есть какие-нибудь осложнения, о которых мне ничего не известно? — спросил Салдо.

«Да, какой ум у этого парня!» — подумал Хеллстром, переполняясь гордостью.

— Вполне возможно, — сказал Хеллстром.

Он повернулся, сделал жест Салдо следовать за ним и вышел в галерею. Они завернули в первый же боковой проход и быстрым шагом направились в комнату самого Хеллстрома., Войдя в нее, Хеллстром показал Салдо на стул, но сам растянулся на кровати. О-хо-хо! Как он устал!

Салдо послушно уселся и посмотрел вокруг. Он был здесь и раньше, но в данных обстоятельствах место выглядело несколько странно. Смущающее отличие искало его внимания, но он не мог понять, в чем оно состоит. Наконец он понял, что отличием был приглушенный шум, доносящийся из служебного туннеля за дальней стеной комнаты. От него нельзя было совсем избавиться. Возможно поэтому Хеллстром не хотел перейти жить в лучшую комнату. Также ощущались слабые запахи тревоги. Все кризисные потоки фокусировались здесь.

— Да, обнаружились осложнения, о которых никтоиз них ничего не знает, — сказал Хеллстром, начиная разговор с ответа на заданный в пункте питания Салдо вопрос. — В этом наша проблема, Салдо. Вызывающие тревогу события будут происходить, и мы должны быть готовы справляться с ними на их условиях. Как говорят Внешние, мы должны быть настороже. Тебе понятно?

— Нет, — покачал головой Салдо. — О каких событиях идет речь?

— Если бы я мог описать их, к ним бы не подходило определение неизвестных, — сказал Хеллстром печальным голосом.

Заложив руки за голову, Хеллстром искоса посмотрел на Салдо. Молодой человек показался ему таким же хрупким, как и Муравейник. Чем может изобретательность Салдо помочь в предотвращении надвигающейся катастрофы? Ему только тридцать четыре года. Образование, полученное в Муравейнике, дает показную искушенность в житейских делах, светскость, невиданную во Внешнем мире. Наивность Салдо была наивностью Муравейника. Он не знал свободы, которую мог испытать Снаружи. Он не знал, как это быть по-настоящему диким. Только опосредствованно, через книги и другие атрибуты системы образования, Салдо познавал неуправляемый характер дикой жизни за стенами Муравейника. Было бы время, и Салдо мог получить необходимый опыт, как получил его Хеллстром. Молодой человек принадлежал как раз к тому типу, который Муравейник должен посылать в кипящий котел дикого человечества. Но многое из того, что он там узнает, будет возвращаться к нему ночными кошмарами. Он, как и любой другой специалист, будет прятать это в особой капсуле сознания в глубинах своего «я».

«Точно так же, как и я окружил стенами мои худшие воспоминания», — подумал Хеллстром.

Не стоит отрицать такие воспоминания, стоя на пороге Котла. Они крадучись выползают из неожиданных прорех в созданной защите.

Полагая, что долгое молчание Хеллстрома вызвано неодобрением, Салдо потупил взор.

— Мы не можем знать, что с нами может случиться, но мы должны быть, во всяком случае, готовы к. любым неожиданностям. Теперь мне это понятно.

Хеллстрому хотелось выкрикнуть: «Я не совершенен! Я не безошибочен!»

Вместо этого он спросил:

— Как продвигается «Проект 40»?

— Как вы узнали, что я только что этим интересовался? — спросил Салдо с благоговейным страхом. — Я не упоминал об этом.

— Все мы, несущие дополнительное бремя ответственности, регулярно интересуемся ходом работ по «Проекту 40», — проворчал Хеллстром. — Так как, каково состояние дел?

— Ничего нового. Впрочем, они быстрыми темпами строят новую модель, которая…

— Они изменили свое мнение относительно ее перспектив?

— У них появились новые аргументы, касающиеся генерации сверхвысокой температуры.

— Еще что-нибудь?

Салдо поднял глаза и посмотрел на Хеллстрома. Несмотря на явную усталость Хеллстрома, оставался еще один вопрос, который нельзя было не обсудить.

— Несколько работников из группы гидропоники были замечены на верхнем уровне около часа назад, — сказал Салдо. — Насколько мы смогли понять, они выражали настоятельное желание выйти на поверхность.

Хеллстром сел на постели, забыв об усталости.

— Почему мне не сказали немедленно?

— Мы справились с ситуацией, — сказал Салдо. — Вина в общей тревоге. Всех их отрегулировали химически, и они вновь приступили к работе. Я организовал патрулирование на всех галереях с целью предотвращения возможных волнений. Я поступил неправильно?

— Нет, все верно. — Хеллстром вновь опустился на постель.

Патрулирование! Конечно, это было в их силах на данный момент. Но это говорило о том, насколько глубоко был потревожен Муравейник. Фэнси была права: предсказания о пороге переполненности не принимали в расчет кризисы, подобные этому.

— Были среди них главари? — спросил Хеллстром.

— Несколько потенциальных, но…

— Они разлагают остальных, — сказал Хеллстром.

— Нильс! Всего несколько работников из…

— Тем не менее они роятся. Это есть в расчетах наших самых ранних записей. Ты знаешьоб этом. Мы ожидали этого и пытались предвидеть начало. И мы достигли предела.

— Нильс…

— Ты говоришь о цифрах. Но дело не в цифрах. Общая численность населения в данном объеме присутствует в наших расчетах, но здесь что-то другое. Молодые работники и потенциальные матки, во всяком случае, чувствуют позыв покинуть Муравейник. На свой страх и риск. Это роение.