— Кажется, прошла вечность с тех пор, как мы разговаривали, — ответила леди Гарриэт.

— Тогда идите к нему сразу, — посоветовала Равелла. — Ведь он не может сегодня поехать с нами.

— Нет, он не приглашен, — сказала леди Гарриэт. — Объявление о нашей помолвке появится в «Монинг пост» завтра. И Хью обещал, что больше не будет прятаться. Я горжусь его ранами и его заставлю гордиться ими.

Равелла захлопала в ладоши:

— Браво! Если вы не заставите его, мадам, он умудрится прятаться еще семь лет.

— Думаю, этого не случится, — ответила леди Гарриэт.

Она взяла письмо с ненаписанным адресом и, улыбаясь, вышла из будуара. Равелла потрепала Гектора, лежавшего, свернувшись, на коврике, и пошла в спальню. Она подходила к двери, когда к ней подошла Лиззи с запиской в руке.

— О, мисс, я думала, вы уже в спальне. Один из лакеев просил меня отнести вам.

— Записка мне? — удивилась Равелла.

Она взяла ее с подноса. Бумага была грубой, а печать с облаткой. Она сломала печать, прочитала и окаменела.

— Что случилось, мисс? — тревожно спросила Лиззи.

Равелла колебалась.

— Нет, ничего, — сказала она. — Я хочу побыть одна, Лиззи. Я позвоню, когда ты понадобишься.

— Хорошо, мисс. Но вы уверены, что все хорошо? Вы побледнели.

— Все хорошо, Лиззи, спасибо.

Равелла быстро вошла в комнату и закрыла дверь. Она прислушалась к шагам Лиззи, удаляющимся по коридору. Затем снова вернулась к записке.

Что это могло означать? Она смотрела на нее, пытаясь разгадать тайну из самой бумаги. Там было только несколько строк, которые Равелла могла повторить наизусть, так внимательно она их читала.

В отчаянии она осмотрелась, подбежала к гардеробу и достала старое темное пальто с капюшоном. Она набросила его на плечи и подошла к двери. Заглянула в кошелек. Да, у нее есть деньги. Там было несколько гиней и бумажка в пять фунтов, с которыми она собиралась делать покупки, если позволит время.

Она готова. Но как она выйдет из дому незамеченной? Она стояла, держась за ручку двери. В холле обычно два лакея. Вряд ли она сможет пройти через выход для слуг, ее остановят и спросят. Был только один выход: капитан Карлион имел свою дверь. Она вела на Чарлз-стрит. Этой дверью никто не пользовался, лакея там не было.

Равелла быстро проскользнула по лестнице, прошла библиотеку и коридор, который вел к помещению Карлиона. К счастью, большинство слуг ужинали в это время, и она никого не встретила. Подойдя к гостиной, услышала голоса леди Гарриэт и капитана.

Они говорили тихо, но Равелла понимала, что они так заняты друг другом, что вряд ли услышат ее. На цыпочках прошла по коридору и спустилась к маленькой боковой двери. Она была заперта, но Равелла сумела открыть засов и вышла на улицу.

Солнце еще светило, но тени уже удлинялись, воздух был сухой, казалось, жар поднимался с пыльных улиц.

Равелла осмотрелась. Она была на Чарлз-стрит, но в записке упоминалась Хилл-стрит, которая была дальше к площади. Она хотела посмотреть в записку, чтобы быть уверенной, но записки не оказалось. Были кошелек, платок и маленький пузырек, но записки не было.

Она пошла не к Беркли-стрит, а дальше по улице, затем повернула к Хилл-стрит. По твердой мостовой она шла быстро. Кучера мыли и чистили кареты, украшенные гербами, в открытые двери конюшен она могла видеть, как грумы чистят лошадей, насвистывая сквозь зубы.

В любое другое время Равелла задержалась бы здесь. Лошади всегда привлекали ее. Даже лошадь со сломанной ногой могла привлечь ее внимание. Она бы остановилась и потрепала ее. Но теперь она спешила. Сердце ее билось быстро, а руки были холодны.

Наконец Хилл-стрит. На углу ждет карета. Она выглядит как наемный экипаж, запряженный одной лошадью. Кучер наполовину спал, у двери стоял человек. Равелла полагала, что это лакей.

Она подбежала к экипажу. Кучер поднял голову, а лакей, казалось, встревожился.

— Я мисс Шейн, — сказала она. — Вы меня ждете?

В ответ лакей открыл дверцу. Равелла заглянула внутрь. Там было темно, и она заколебалась, но ее подняли и грубо втолкнули в карету. Она пронзительно закричала. Дверца захлопнулась, экипаж покатил по дороге.

Оглушенная духотой и грубостью, Равелла лежала там, куда ее втолкнули. Затем она села и опять закричала от ужаса, потому что из темноты к ней протянулись две руки. Она почувствовала, как ее схватили. Она отчаянно боролась, но бесполезно. Рука схватила ее под подбородок, и что-то прижалось к ее губам.

Она пыталась бороться. Напрасно. Ее губы грубо раскрыли и влили ей в рот какую-то жидкость. Она пыталась помешать этому, но не могла дышать, должна была проглотить или задохнуться. Она сделала глоток — тяжелый, сладкий, тошнотворный — и глотала до тех пор, пока наконец бутылку не убрали от ее губ. Она попыталась закричать, но голос замирал в горле. Темнота навалилась на нее. Темнота не зрения, но сознания. Она почувствовала темные волны, качающие ее, засасывающие, хотя она боролась с ними.

— Пекки! — пыталась она закричать, но понимала, что это только бульканье и бормотание.

Тьма охватила ее. Она глубже и глубже погружалась в нее. Еще пыталась бороться, делая отчаянные усилия, но понимала, что побеждена. Волны сомкнулись над ней, она потеряла сознание…

Спустя много часов Равелла поняла, что колеса еще движутся. Она чувствовала их, чувствовала движение своего тела. Она лежала с закрытыми глазами, чувствуя, как рассеивается темнота в голове. Но она еще ощущала эту темноту, которая отравила ее и против которой она боролась в ужасающем бессилии.

Тело ее казалось свинцовым, отказывалось подчиняться.

Равелла чуть-чуть подвигалась и поняла, что слабость вызвана лекарством. Наконец, голова ее начала работать. Она вспомнила, как шла по Хилл-стрит, вспомнила причину, по которой оказалась там, экипаж, ожидающий ее, свой ужас, когда ее схватили и заставили пить какую-то гадость.

Она протянула руку и коснулась рта. Губы были разбиты и болели. Где она? Что случилось?

Опекун в опасности! Память вернулась к ней с пронзительной силой. Он в опасности. Она старалась поехать к нему, но потерпела неудачу. Но потерпела ли? Шум колес еще слышался. Ее куда-то везли. К нему?

Она в фургоне. Хотя она никогда не бывала в них раньше, ошибиться не могла. Крошечная повозка двигалась и тряслась на ухабистой дороге. Она лежала на койке, поднятой над полом на высоту кровати. Очевидно, выше была еще одна койка.

В центре фургона стоял стол, маленький, сколоченный из необструганных досок, и два стула. На стенах висели корзины, связки лука, тряпки, щетки, кастрюли, пучки трав и много других странных вещей, которых Равелла никогда не видела раньше.

Крыша была низкой. Над столом висел фонарь. Свет, однако, шел не от него, а от двух маленьких окошек, расположенных на обеих стенах фургона и завешенных яркими красными кусками материи.