Точно так же были плохо замаскированы командные пункты всех инстанций. За весь период нахождения советских войск на Ак–Монайских позициях командные пункты ни разу не меняли мест своего расположения, а потому были точно и достоверно установлены немецкой разведкой. Вся система управления строилась исключительно на проводной связи, радиосвязь не любили и пользоваться ею не умели. Соответствующей была организация взаимодействия армий, дивизий, родов войск.

Потому грустил в Севастополе начальник штаба Приморской армии генерал Н.И. Крылов: «От севастопольских рубежей до Ак–Монайских позиций — каких-нибудь 160–170 км, а порой возникало ощущение, что Крымский фронт где-то очень далеко. С ним нельзя было связаться ни по телефону (!), ни по прямому телеграфному проводу (!!!)» — ну не дает 22-я Нижнесаксонская дивизия проложить «прямой провод» к Козлову.

К этому можно добавить, что как ближайший войсковой тыл Крымского фронта, так и вся территория полуострова в полосе основных магистралей и район Керчи были загромождены многочисленными тыловыми учреждениями, которые тем более не соблюдали мер маскировки и тылового обеспечения. Действительно, странная какая-то атмосфера сложилась на этом сравнительно небольшом по площади участке территории, буквально набитом войсками — а здесь уже 17 стрелковых, 2 кавалерийские дивизии, 3 стрелковые и 4 танковые бригады, не считая отдельных батальонов и полков — всего 260 тысяч бойцов, на вооружении которых имелось 3577 орудий и минометов, 347 танков (всего на полуостров было переброшено 629 танков, но много уже потеряно в безрезультатных атаках). Советские военачальники всех степеней ведут себя подобно непуганым идиотам.

«Самым страшным злом, — по мнению очевидца, — была беспечность командиров дивизий и полков. Они не придавали серьезного значения обороне противотанкового рва и минно-взрывных заграждений. Побережье не только не оборонялось, но даже не охранялось». Это за трое суток до немецкого наступления!

Все эти вопиющие недочеты не могли не привести к разгрому.

«ОХОТА НА ДРОФ»

Как видим, советские стратеги в Крыму проявляли удивительное легкомыслие. Уверив себя, что Манштейн, зажатый между двумя фронтами, способен только к пассивной обороне, они сели рисовать новые планы и графики разгрома «гитлеровских вояк» в мае. Между тем в последних числах апреля 1942 года германское командование начало подготовку к наступлению на Керченском полуострове. По замыслу ОКХ, окончательное изгнание противника из Крыма, включая Севастополь, должно было составить начало крупного наступления на южном отрезке Восточного фронта.

В начале мая подготовка к операции приняла интенсивный характер: немцы резко усилили деятельность всех видов разведки, на ряде участков провели разведку боем, прощупывая передний край, перегруппировывали свои войска. Под Севастополем оставались четыре германские и одна румынская пехотные дивизии; на Керченском фронте против трех советских армий сосредоточивались пять пехотных и одна танковая дивизии 11-й армии, к которым добавлялись три дивизиона штурмовых орудий, одна румынская пехотная дивизия и одна кавалерийская бригада. Впрочем, части союзников Манштейн считал «условно пригодными» для наступательных действий.

Задачу наступавшей стороны осложняло то, что линия фронта на севере и на юге упиралась в море, исключая фланговый маневр. Просто оттеснить русских или даже совершить прорыв было недостаточно. Цель 11-й армии, таким образом, состояла не только в том, чтобы рассечь советскую группировку на всю глубину, но прежде всего в том, чтобы уже в ходе прорыва уничтожить главные силы противника или, по крайней мере, большую их часть.

В этом отношении само советское командование своей беспечностью предоставило Манштейну благоприятные условия. На южном участке фронта советские части после потери Феодосии занимали старый парпачский рубеж. На северном участке в результате отступления 18-й румынской дивизии фронт отклонялся большой дугой на запад до Кията, выходя далеко вперед за старый рубеж обороны, а новый, как мы знаем, никто оборудовать не удосужился.

Немецкая разведка показала, что противник сосредоточил две трети своих сил на северном участке — 47-ю и 51-ю армии. На юге оборону занимала «самая слабая из трех армий» — 44-я. Три ее дивизии находились на передовом и главном рубежах, две другие — в резерве. В состав армии входили также 56-я и 39-я танковые бригады, 124-й и 126-й отдельные танковые батальоны.

«Эта обстановка и явилась основой, на которой немецкий штаб разработал план операции «Охота на дроф». Замысел заключался в том, чтобы нанести решающий удар не по непосредственно выдающейся вперед дуге, где этот удар сам напрашивался, а значит, и просчитывался противником, а на южном участке вдоль Черного моря.

Эта задача возлагалась на 30-й армейский корпус под командованием генерала Фреттер–Пико в составе 28-й горнострелковой, 132-й и 50-й пехотных, а также 22-й танковой дивизий. 170-я пехотная, которая вначале должна была оставаться на центральном участке с целью введения противника в заблуждение, в дальнейшем тоже вводилась в прорыв.

Корпусу предстояло прорвать советские позиции, имея в первом эшелоне все три пехотные дивизии. Его ближайшая задача состояла в том, чтобы захватить плацдарм по другую сторону противотанкового рва и этим обеспечить возможность преодоления его танками. Затем он должен был повернуть на северо-восток и позже на север, чтобы ударить во фланг и тыл основным силам противника, занимавшим оборону на северном участке, и окружить их во взаимодействии с 42-м армейским корпусом и румынскими дивизиями.

Прикрытие открытого восточного фланга ударной группировки в ходе выполнения маневра возлагалось на моторизованную бригаду Гроддека, составленную из немецких и румынских моторизованных частей. Бригада должна была обеспечить выполнение этой своей задачи путем решительных наступательных действий, быстро продвигаясь в направлении на Керчь, чтобы одновременно отрезать пути отхода на тыловые позиции отступающим частям противника. На остальных участках фронта планировалась демонстрация наступления с целью сковать советские дивизии» (Манштейн. «Утерянные победы». Смоленск, 1999. С. 277).

Чтобы облегчить задачу прорыва парпачского рубежа, командование 11-й армии приняло решение провести морскую десантную операцию с помощью штурмовых лодок. Было решено перебросить на рассвете из Феодосии один батальон пехоты в тыл русским. С воздуха немецкое наступление поддерживал 8-й авиационный корпус Рихт-гофена — до 400 самолетов.

Успех задуманной операции, по мнению Манштейна, «зависел от двух предварительных условий. Во-первых, от того, удастся ли держать противника в заблуждении относительно направления главного удара, а именно, что он наносится якобы на северном участке, до тех пор, пока для русских не будет упущена возможность выйти из окружения или перебросить свои резервы на южный участок. Во-вторых, с какой скоростью будет проходить наступление на север 30 ак, а в особенности 22 тд».

Первую предпосылку немцы обеспечили обширной системой мероприятий, направленных на введение противника в заблуждение. Помимо демонстрации подготовки к наступлению путем ведения ложных радиопереговоров, предусматривалась ложная артподготовка на северном и центральном участках, а также передвижение войск на этих же участках: «По-видимому, эти мероприятия имели полный успех, так как основные резервы противника находились позади его северного фланга до тех пор, пока не стало поздно».