Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я тоже не знаю, получится у нас или нет, – согласился Петер, – но одно я знаю точно: если у нас есть шанс, мы воспользуемся им вместе.
Не найдя других аргументов, Штефан сказал:
– Ты не знаешь меня, Петер. До этой истории я был тихоней, послушным мальчиком, который никому не доставляет проблем. Для меня приключения – это компьютерная игра, где смерти не существует, а любую рискованную ситуацию можно «притормозить», просто нажав на кнопку «пауза». Когда я думаю о настоящем риске, меня охватывает паника. Я не создан для борьбы и риска.
Он перевел дух:
– Знаешь, до того как украсть у вас чемоданчик той ночью, у озера, самым отчаянным поступком, который я совершил в жизни, был прыжок на резинке с моста под Мюнхеном. Занятия в университете уже закончились, так что знакомых я встретить не опасался. Я чувствовал себя больным перед прыжком, а когда прыгнул, думал, что умру, и последнее, что увижу в жизни, будет высохшее русло неизвестной мне реки, к которому я летел со скоростью самолета-истребителя.
Петер улыбнулся, а Штефан тем временем продолжал:
– Но сейчас мы оказались в настоящей опасности. Мы не знаем, что с нами может случиться, с кем или с чем нам придется сражаться. Единственное, что известно наверняка, так это то, что мы рискуем по-крупному. Я не хочу остаток жизни провести в тюрьме или в лаборатории, утыканным электродами. Не хочу прыгать с моста, особенно без резинки на поясе. Идея с похищением генерала, который руководит Агентством национальной безопасности, – чистейшей воды сумасшествие. Будь у нас армия, мы могли бы рассчитывать на успех…
– Армия или веская причина. Причина у нас имеется – Валерия. Штефан, в этой ситуации нам всем тяжело. Постарайся представить, что сейчас переживает Валерия. Хотел бы ты поменяться с ней местами? А я… Неужели ты думаешь, что я перестал испытывать простые человеческие чувства? Каждый раз, засыпая, я говорю себе, что, когда проснусь, во мне еще что-то изменится. Представь, каждое утро я пробуждаюсь не таким, как был вчера, и я против собственной воли привыкаю жить с кем-то, кто обосновался в моем сознании. И этот кто-то разложил свои вещички в единственном месте, в которое, как я считал, никому нет доступа. Я никогда больше не смогу относиться к своим близким так, как раньше. Я боюсь, что они меня не узнают, примут, как чужака. Как я смогу навести порядок в своей голове? Сколько времени Гасснер будет вторгаться в меня каждую ночь вместе со своим прошлым? И как далеко он зайдет?
Он помолчал немного и со вздохом продолжал:
– Не желаю никому пережить такое. Меня гнетут сомнения и страхи. Я боюсь себя потерять. Бесспорно, Дестрели были гениями, но быть их подопытным кроликом – то еще развлечение. Я – первый, в ком проснулась память о прошлой жизни. Никто не может ничего мне объяснить, успокоить. И мне, как и тебе, всего двадцать. Я хотел бы, чтобы у меня было достаточно времени, чтобы поговорить об этом с тобой и с Валерией, записать, что со мной происходит, запомнить ощущения… Но времени нет. Мы рискуем погибнуть, даже не поняв, что с нами случилось. А если так, я хочу драться, хочу забрать Валерию и уехать в безопасное место. И рассчитывать мы можем только на себя. Мне нужна твоя помощь. Если мы не сделаем то, что задумали, ты, возможно, сможешь выкрутиться, вернуться к нормальной жизни и все забыть. У нас с Валерией такого шанса не будет. Мы увязли в этом дерьме по уши, и обратного пути нет.
Он опустил голову. Странно, но за долю секунды его настроение радикальным образом переменилось. Горячность, сила убеждения исчезли в мгновение ока. Петер ощутил себя слабым и потерянным. Он обхватил голову руками. Штефану показалось, что приятель готов разрыдаться. Взволнованный его отчаянием, он забыл о собственных страхах и отреагировал инстинктивно:
– Мне нужно вспомнить военные звания и потренироваться отдавать честь. Тюрьма для нашего генерала полностью готова. Будь что будет. Не зря ведь говорят, что только вера и спасает!
Петер выпрямился и усталым голосом сказал:
– Пройдемся по каждому пункту плана, уточним все моменты, а завтра – в омут головой. Выбора у нас нет.
Он встал, прошел в кухню, открыл холодильник и налил себе большой стакан апельсинового сока.
– Хочешь? – предложил он Штефану.
– С удовольствием, у меня горло пересохло, как та чертова речка!
Он тоже встал, пока Петер наливал ему сока. Подойдя, взял из рук приятеля стакан. Опершись о рабочую поверхность кухонного стола, они маленькими глотками пили прохладный сок. Юноши стояли рядом, бок о бок, молчаливые и задумчивые. Каждый по-своему ощущал облегчение, озвучив свои сомнения и страхи.
– Нужно еще снять розетки, – сказал Штефан, поставив на стол пустой стакан.
Теперь он стоял лицом к Петеру, который смотрел на него очень внимательно.
– Знаешь, – начал голландец, делая последний глоток, – завтра нам не будет так страшно.
– Естественно, – ответил Штефан, который был готов согласиться с чем угодно, лишь бы себя приободрить. – Времени бояться у нас не будет. А пока мы можем проработать каждый этап плана, благо, у нас ночь впереди.
– Нет, дело не в этом, – ответил Петер, продолжая смотреть компаньону в глаза.
– Ну, тогда будем надеяться на чудо! – попытался пошутить Штефан.
– Можно назвать это и так. Но правда заключается в том, что сегодня ночью у меня назначена встреча с фантомом, который живет во мне. Он нам поможет?
Рука медленно парила над лицом Валерии, словно орел над добычей. Тень от напряженных пальцев неотступно скользила туда и обратно. В нескольких сантиметрах от кожи, почти касаясь ее, двигалась чуткая раскрытая ладонь.
Лицо находящейся без сознания девушки было напряжено, отражая внутренние страдания. Время от времени с губ ее срывался стон. Волосы ее были растрепаны, глаза закрыты. Одетая в платье из тонкого хлопка, она лежала на покрытом простыней большом каменном блоке.
Четыре человека – три женщины и один мужчина со смуглой кожей, – одетые в белую больничную одежду, стояли друг напротив друга вокруг алтаря, на котором лежала Валерия. Они были похожи на жрецов, готовящихся принести жертву. Раскрыв ладони, они держали протянутые руки над молодой женщиной. Движения их рук были такими медленными, что создавалось впечатление, будто они не движутся вовсе.
Помещение было круглым. Выполненный в форме полусферы потолок постепенно переходил в гладкие стены и упирался в пол, не образуя ни единого угла. И только в центре свода располагался длинный черный конус, направленный на Валерию. Рассеянный свет окружал ореолом эту церемонию, словно пришедшую из прошедших веков. Несоответствие между помещением, будто бы сошедшим со страниц романа в жанре научной фантастики, и тем, что в этом помещении происходило, поражало воображение.
В абсолютной тишине слышались только стоны Валерии.
Одна из женщин бросила полный отчаяния взгляд на свою напарницу, которая неустанно водила рукой над распростертым перед ней телом.