— Бриглифитз, — пролепетала Мамочка и продолжила крутить верньеры и время от времени произносить стандартную контрольную фразу в микрофон. Звуки статических шумов становились то громче, то тише, но ничего похожего на нормальные сигналы так и не появлялось. Бренди и Клыканини терпеливо ждали.

Наконец, по прошествии нескольких часов, майор Портач вызвал Бренди по коммуникатору и приказал ей подготовить роту к полной инспекции к завтрашнему утру. Бренди ответила, что приказ понятен, посмотрела на Мамочку и Клыканини и сказала:

— Ничего не поделаешь. Мне нужно хоть немножко поспать, иначе завтра я буду не лучше мешка с песком. Продолжайте попытки связаться с капитаном, и если от него будут хоть какие-то вести, сразу звоните мне. О’кей?

— Твбфлт, — отозвалась Мамочка.

Клыканини добавил:

— Не волновайтесь, Бренди, мы вам сразу говорить. Идти отдыхать.

К собственному изумлению, Бренди крепко уснула, как только ее голова коснулась подушки, а разбудил ее будильник. Она вскочила с кровати, готовая приступить к своим обязанностям, но тут вспомнила, что готовит ей день грядущий, и с такой силой пнула свою кровать, что та проехала полметра по полу.

* * *

Если в роте «Омега» и существовало когда-то правило устраивать побудку и построение в шесть часов утра, эта традиция давно была забыта. Шутта подобные армейские ритуалы интересовали не слишком сильно, а лейтенанты и сержанты в этом смысле с готовностью пошли у него на поводу. Лейтенанты Армстронг и Усач и некоторые другие неустанно следили за своим безупречным внешним видом и усиленно заботились о соблюдении дисциплины и обычаев Легиона, но таких было немного, и они не навязывали своих предпочтений остальному контингенту роты.

А вот майор Портач, с другой стороны, дал всем понять четко и ясно, что именно в этом плане он намеревался внести изменения в жизнь роты «Омега», и притом — немедленно. Майор самолично отрывал «с мясом» плохо пришитые пуговицы, распекал легионеров за «неуставные» прически и стояние не по стойке «смирно». Выражение физиономии у него при этом было такое, словно он — садовник, обнаруживший вредителей на кустах, порученных его заботам. Отчитывал провинившихся он с рекордной скоростью и выговоры сопровождал нескрываемым сарказмом. Рядом с ним стоял его адъютант, младший лейтенант Окопник, который сопровождал каждое очередное высказывание майора мерзкой ухмылкой.

Особой мишенью для нападок майора стали новобранцы. Перед Бандюгой он задержался минут на двадцать.

— У тебя неуставная стрижка, — объявил он. — Сразу после поверки отправишься к парикмахеру, а после этого явишься ко мне в кабинет, чтобы я лично определил, нравится ли мне твой внешний вид!

— А-а-а, майор… — запротестовал было Бандюга.

— Разговорчики в строю, легионер! — рявкнул майор. — Пожалуй, я сделал тебе незаслуженный комплимент — не вижу перед собой никого, хотя бы смутно напоминающего легионера. Это не только к тебе относится, но и ко всем остальным в этой роте. Что это у тебя в ухе?

— Серьга, — ответил Бандюга. — В нашем клубе на Аргусе…

— Клубная серьга не является частью военной формы, — гаркнул Портач и протянул руку, чтобы выдернуть серьгу из уха Бандюги. Младший лейтенант Окопник хихикнул.

Но Бандюга первым дотянулся до собственного уха и выдернул серьгу.

— Я ее не буду носить, — сказал он с усмешкой, призванной показаться майору виноватой.

— Ты ее не будешь носить — что?! — взревел Портач.

— В ухе не буду носить, — озадаченно отозвался Бандюга. — Она же в ухе у меня была или где?

— «Я не буду носить ее в ухе, сэр»! — гаркнул Портач. — И убери немедленно эту противную ухмылку со своей физиономии! Тебя что, никто не учил, как положено разговаривать со старшим по званию?

— Учили, только на меня так не орали, — ответил Бандюга и устремил на Портача такой взгляд, что можно было не сомневаться: он прикидывает — не поколотить ли майора. — Не орали, пока вы…

— Ты лучше забудь обо всем, чему тебя учили до меня, — посоветовал ему Портач. — Я — командир, и ты будешь делать все так, как я говорю, и начнешь прямо сейчас. Ясно?

— Ага, я слышу, о чем вы просите, майор, — ответил Бандюга, отнюдь не по-военному пожав плечами. — Бывает, в аду тоже мороженого просят. Только это не значит, что получат…

— Сержант, этот человек лишается права покидать лагерь на десять дней, — буркнул майор, обернувшись к Бренди.

— Есть, сэр, — отозвалась Бренди, но ни словом не обмолвилась о том, что за пределами лагеря нет положительно ничего, достойного внимания.

Примерно через час после начала поверки, заключавшейся в непрестанных придирках и оскорблениях, майор наконец отстал от легионеров и взобрался на помост, который велел соорудить еще вечером предыдущего дня. Бригада под командованием Шоколадного Гарри трудилась над возведением помоста до рассвета.

Взойдя на помост и на миг вперив взгляд в роту, Портач гаркнул:

— Там — враги, и мы отправимся на их поиски!

Какое-то время стоявшие строем легионеры никак не реагировали на это заявление. Портач, собственно, никакой реакции и не ждал. Он ясно дал понять подчиненным, что единственная реакция на его приказы — беспрекословное подчинение. Быть может, он и добился бы беспрекословного подчинения от любого другого подразделения Космического Легиона, но сейчас перед ним была рота «Омега». Пусть ее служащие и не привыкли много думать, но, с другой стороны, и беспрекословно повиноваться они тоже не привыкли.

Лейтенанты Рембрандт и Армстронг, стоявшие рядом с майором, смотрели на легионеров. По лицу Армстронга трудно было догадаться о том, что он думает о новом командире.

Но с другой стороны, по его лицу всегда было трудно о чем либо догадаться. А вот лицо Рембрандт, напротив, выражало плохо скрываемое осуждение. И если Портач пока этого не замечал, то только в силу своей молодости и наглости. Как бы то ни было, генерал Блицкриг безошибочно избрал кандидатуру на пост анти-Шутта. Этот человек был способен уничтожить все, чего добился его предшественник.

— Ради разнообразия теперь эта рота будет все делать так, как положено в Легионе, — продолжал Портач. — Вы тут все распустились, вы жили, как компания плейбоев. А этому не место в Легионе.

— А где этому место? — выкрикнул кто-то из дальней шеренги. — Хотелось бы там оказаться!

— Кто это сказал? — рявкнул Портач.

Ответа не последовало.

— Кто это сказал?! — повторил майор, чуть наклонился вперед и препротивно ухмыльнулся. Не дождавшись ответа, он обратился к Бренди:

— Старший сержант, я требую, чтобы легионер, сказавший это, был выведен из строя и наказан.

Лейтенант вытащил блокнот и приготовился записать имя нарушителя дисциплины.