— Я хотел тебя спросить, Нури. У тебя мужчины были? — Мне было стыдно о таком говорить. Ответить опять не смогла. Только покачала головой, говоря, что не было. — Как это чудесно, милая. — Он обнял меня крепко. И при этом спросил: — А так можно?

— Нельзя, — шепчу я и внутри меня полыхает, как казалось, пожар. — После свадьбы можно всё. — Он обжёг мою кожу своим страстным взглядом. Приятное тепло распространилось по всему телу. Я плавилась, как шоколадка на солнце. И понимала, что разгорающееся внутри меня томление, сможет утолить только этот мужчина. Я влюбилась. Нет не так. Я люблю. И я любима. Но сколько же много между нами этих, но… Он христианин. А я мусульманка.

К встрече с родителями моего любимого мужчины я готовилась с особой тщательностью. Хотела им понравится. Надела синюю блузку. Юбку длинную. Красивые балетки со стразами.

Когда я была одета и вышла из комнаты, то тихонько выскользнула из дома. Слышала, как тётя меня позвала. Но мне страшно было с ней сейчас говорить. Надо было тогда объяснять, куда я направляюсь.

Я пошла в кафе, где мы обычно встречались с моим дорогим сердцу мужчиной. Меня с букетом красных роз ждал Франсуа. Его глаза сияли янтарным блеском. В них я увидела безграничную любовь. Я растворилась во взгляде моего мужчины. И только сейчас я поняла, что мне уже тот парень с трамвайчика не снился. Его лицо стерлось из моей памяти.

После приятного вечера, проведенного с родственниками Франсуа, он проводил меня до дома.

— Когда я могу познакомиться с твоими родными? Ты меня ни разу не пригласила к себе домой, — тихо спросил он. Я видела печаль в его глазах. И мне было очень больно. Хотелось, чтобы сказка продолжалась, но реалии жизни совсем другие: жестокие и беспощадные.

— Прости, меня. Прости, пожалуйста. — Я позволила себе слабость и заплакала горько, с надрывом, глотая слёзы и стараясь изо всех сил сдерживать крик, что рвался из груди.

— Что происходит, любимая? Я знаю, что мои чувства взаимны, что ты всегда мне рада. Но не могу не замечать и затаенную боль, и грусть. А сейчас ты плачешь — мне это рвёт душу. Не молчи, скажи мне, что тебя гложет? Я могу помочь? — Он протянул руки, чтоб сжать меня в объятиях. Но я отстранилась. Нет-нет, нельзя. Не обнимай меня, любимый. Ни в коем случае. Нас столько всего разделяет. Пески и океаны. А ещё между нами религия. Как же я хочу счастья. Ну, почему мы не одной веры? Мысли, как вихри, проносились в моей голове. Я хотела навзрыд уже не только рыдать, но и выть. «Глупая Нури», — ругала я себя. Нельзя. Вдох и выдох. Скажу и станет легче. Произнесла с надрывом в голосе. Через плач и боль в груди. Через крик.

— Нет. К сожалению, ты помочь мне не сможешь. И, я думаю, нам больше не стоит встречаться. Каждый следующий день принесет только больше переживаний и боли.

— Эй, это же не из-за того, что мои родители спросили о свадьбе? Я могу подождать. Но недолго. — Он мягко мне улыбнулся и хотел было взять меня за руки, но я опять их спрятала от него. — Я так хочу коснуться тебя. Так хочу узнать вкус твоих губ. Хочу сделать своей навсегда, — глухо произнес Франсуа.

А мне казалось, что я тону. Обжигающий взгляд. Слова, которые могли бы мне подарить счастье. Но я его не достойна. В груди всё сжалось. И сгустилась тьма. Она меня поглощала.

— Прости. Мы не можем быть вместе. Я хотела немного продлить своё счастье. Я эгоистка. — Слёзы горечи текли по моему лицу.

— Можешь мне объяснить? — взорвался Франсуа. Он опять попытался приблизится ко мне, как мне показалось, чтобы стереть с моего лица этот поток горя. За всем этим я не услышала, как открывается дверь нашего дома.

— Нури, иди в дом, — услышала я встревоженный голос тёти. Вздрогнув всем телом, быстро развернулась и пошла прочь, даже не взглянув на парня. Тётя Самира проводила меня недовольным и внимательным взглядом.

Она зашла позже в мою комнату и присела на кровать, в которой я лежала ничком и горько рыдала. Нам нельзя быть вместе. Эта мысль мучила меня. Но забыть его необходимо.

— Всё хорошо, моя девочка. Всё будет хорошо, вот увидишь. Он не оставляет своих детей. И ты должна верить. — Я в этом уже сомневалась.

Слова тёти и её тихое нашептывания дарили моему сердцу спокойствие. Она, похоже, молилась. А у меня не получалось. Тётушка гладила мою голову, не прекращая своего шёпота. Но её слова, как будто проходили мимо. Слышала только свои вздохи и всхлипы. Да и вечер был очень выматывающий, столько эмоций… Горечь растекалась медленным ядом. Мои рыдания прекратились постепенно. И я не заметила, как уснула.

Я не ожидала увидеть Франсуа через несколько дней у нас дома. Он пришёл с каким-то мужчиной. Мне не дали с ним поговорить. И зачем он явился в наш дом тоже не сказали. На следующий день меня не пустили на учёбу. Я подумала, что меня отправят назад, домой. Это был конец. Пойти собирать вещи, что ли? Но с тётей так и удалось поговорить. Она была вечером очень возбуждена. Не давала мне и слова вставить. И вечером, в обычное время для молитвы, родственница проверила, встала ли я на молитву. Хотя обычно этого не делала. Так как в это время я всегда была на учёбе. А теперь происходило что-то непонятное. Ужин прошёл в очень тихой обстановке. Даже малыши были молчаливы. Или это у меня так прыгало шкала моего непонятного? Что ждёт меня завтра? Ложась спать, я очень переживала. Ворочалась полночи. И не могла уснуть. На утро проснувшись, я была разбита. И вспомнила об Ане. Она как-то сказала в Мавритании:

— Вот бы сейчас кофе. И жизнь заиграет красками.

— А что это такое? — спросила я её тогда.

— Напиток такой. Вкусный. Отдала бы, наверное, сейчас свои последние деньги за латте. Эх! — сказала тогда Ани.

Я попробовала в кафе это непонятное латте. И согласна была с Ани, что отдам за маленькую чашку последние деньги. Ну вот, опять вспомнила Франсуа. Что он сейчас делает? Наверное, нашёл другую. Не может такого случится, чтоб мы были вместе. Мне не быть рядом с ним. Забыть.

А ещё через день или два, когда я махнула на всё рукой