Отец Торквемада пишет о Митле так:

«Когда несколько монахов-францисканцев из моего ордена шли, проповедуя и отпуская грехи, по провинции сапотеков, столицей которой является город Теуантепек, они пришли к деревне, которая называлась Миктлан, то есть Преисподняя (Ад). Помимо упоминания о большом количестве людей в этой деревне они рассказали о зданиях, которые имели вид более величественный и внушительный, чем те, которые они до той поры видели в Новой Испании. Среди них был храм злого духа и жилые покои для его дьявольских прислужников, а среди других диковинок там был зал с узорными панелями, построенный из камня, украшенного разнообразными причудливыми орнаментами и другими замечательными рисунками. В нем были дверные проемы, каждый из которых был построен из трех каменных глыб: двух вертикальных по бокам и одной поперечной — таким образом, что, хотя эти дверные проемы были очень высокими и широкими, этих каменных глыб хватало для всей этой конструкции. Они были такими толстыми и широкими, что нас уверили, что подобных им мало найдется. В этих зданиях или прямоугольных храмах был еще один зал, который целиком был построен на круглых каменных колоннах, очень высоких и очень толстых. Таких толстых, что двое взрослых людей едва могли обхватить их руками, причем они не могли дотянуться друг до друга кончиками пальцев. Эти колонны были сделаны из одного куска камня, и говорят, весь ствол колонны от верхушки до основания равнялся пяти элам. Они были очень похожи на колонны в церкви СантаМария-Маджоре в Риме, очень искусно сделаны и отшлифованы».

Святой отец Бургоа дает более точное описание. Он пишет:

«Дворец Живых и Мертвых был построен для этого человека (верховного жреца сапотеков)… Они построили этот великолепный дом или пантеон в форме прямоугольника, отдельные части которого поднимаются над землей, другие спускаются вниз, под землю. Последние представляют собой яму или полость, которую нашли под поверхностью земли. В нем есть искусно сделанные помещения одинаковых размеров, соединенные друг с другом таким образом, что посередине остается просторный двор. А для обеспечения надежности этих четырех равных по размерам комнат они сделали то, что такие варвары и язычники (какими они и были) могли достичь только при помощи сверхъестественных существ и искусства архитектора. Неизвестно, в каком карьере они вырубили эти колонны, которые настолько толсты, что двое мужчин едва могут обхватить их руками. Они представляют собой простые цилиндры без капители или основания, но они поразительно гладки и правильной формы и имеют в высоту около пяти элей; и это цельный кусок камня. Они служили опорой для крыши, которая состоит из каменных плит вместо балок. Эти плиты имеют около двух элей в длину, один эль в ширину и половину эля в толщину и тянутся от одной колонны к другой. Колонны стоят в ряд, одна за другой, чтобы получать нагрузку. Каменные плиты настолько правильной формы и так точно подогнаны, что без какого-либо известкового раствора или цемента на стыках они напоминают скрепленные при помощи шипа и паза балки. Очень просторные четыре комнаты расположены точно таким же образом и крыты такой же крышей. Но в строительстве стен они превзошли величайших архитекторов земли, так как я не нашел описаний такой архитектуры ни у египтян, ни у греков. Ведь они начинаются у фундамента с узкого контура, и по мере роста постройки в высоту она расширяется при помощи верхних широких перекрывающих рядов кладки так, что верхняя часть больше основания по ширине и выглядит так, как будто она, того и гляди, упадет. С внутренней стороны стены покрыты строительным раствором или штукатуркой такой твердости, что никто не знает, с какой жидкостью мог быть замешан такой раствор. Внешняя их сторона выполнена с таким необыкновенным мастерством, что поверх каменной кладки стен высотой около одного эля положены каменные плиты с выступающими краями, которые являются опорой для бесконечного числа небольших белых камней, самые маленькие из которых имеют в длину один эль, в ширину половину эля и в толщину четверть эля. Они такие гладкие и имеют такую правильную форму, как будто все сделаны по одному шаблону. Таких камней у них было так много, что, устанавливая их один рядом с другим, они с их помощью составляли большое количество разных прекрасных геометрических узоров, каждый из которых имел в ширину один эль и тянулся во всю длину стены. У каждого узора был свой рисунок вплоть до венчающей его части, который был прекраснее всего. И что всегда казалось необъяснимым величайшим архитекторам — это установка этих небольших камушков без единой горсти строительного раствора. Удивляет также тот факт, что без каких-либо инструментов, не используя ничего, кроме твердых камней и песка, они смогли добиться такой прочности, что, хотя вся постройка и очень старая и никто не знает, кто ее возвел, она сохранилась до наших дней».

«Я тщательно обследовал эти памятники около тридцати лет назад в части надземных помещений. Они имеют такие же размеры и построены точно так же, как и те, что находятся под землей, и, хотя отдельные фрагменты разрушились, потому что расшатались отдельные камни, оставалось еще много такого, чем можно было восхищаться. Дверные проемы были очень большие. Их боковые стороны представляли собой монолитные камни такой же толщины, что и стена, а перекрытие было сделано из другого камня, который соединял эти два нижних камня наверху. Было четыре помещения над землей и четыре под нею. Подземные помещения располагались в зависимости от их предназначения таким образом, что одна передняя комната служила часовней и святилищем для идолов, которые стояли на огромном камне, служившем алтарем. А для наиболее важных праздников, которые они отмечали жертвоприношениями, или во время похорон царя или большого вельможи верховный жрец приказывал жрецам более низкого ранга или храмовым служащим приготовить часовню и его облачения, и они курили фимиам в больших количествах. А затем он спускался с большой свитой, и никто из простолюдинов не видел его и не осмеливался взглянуть ему в лицо, убежденный в том, что если он сделает это, то упадет замертво на землю, что будет наказанием за дерзость. А когда он входил в часовню, на него надевали длинное белое одеяние из хлопка вроде стихаря, а поверх него — одеяние, похожее на далматик, которое было расшито изображениями диких зверей и птиц. На голову ему надевали шапочку, а на ноги — обувь, сплетенную из разноцветных перьев. Надев эти облачения, он с торжественным выражением лица и размеренным шагом шел к алтарю, низко склонялся перед идолами, воскурял заново ладан, а затем неразборчивым шепотом он начинал беседовать с этими истуканами, этими вместилищами подземных духов. Так он продолжал свою своеобразную молитву, сопровождая ее ужасными гримасами и ужимками и произнося нечленораздельные звуки, наполнявшие всех присутствующих страхом и ужасом, пока он не выходил из этого дьявольского транса и не начинал рассказывать всем стоящим вокруг него людям всякое вранье и выдумки, которые сообщил ему дух или которые он придумал сам. Когда приносили в жертву людей, количество ритуалов увеличивалось. Помощники верховного жреца растягивали жертв на большом камне, оголив им грудь, которую они вспарывали при помощи огромного каменного ножа, в то время как тело корчилось в ужасных конвульсиях. Они обнажали сердце и вырывали его из груди, а вместе с ним и душу, которую забирал дьявол, в то время как они несли сердце верховному жрецу, чтобы он мог отдать его идолам, держа его перед их ртами помимо других церемоний. А тело бросали в место погребения их „святых“ — так они их называли. И если после жертвоприношения он был расположен задержать еще тех, кто просил о какой-нибудь милости, он через подчиненных ему жрецов извещал их, чтобы они не покидали свои дома, пока боги не будут умилостивлены. В это время он повелевал им подвергнуться епитимье, поститься и не общаться с женщинами. И до тех пор, пока этот отец греха не ходатайствовал о прощении кающихся грешников и не объявлял, что боги умилостивились, они не осмеливались переступить порога своих домов.