– Все оттого, что Саймон попробовал кровь Рафаэля. Это тоже случилось из-за меня. Именно я притащила его на вечеринку…

– Ты не ожидала, что там может быть опасно. Угроза для тебя самой была не меньше, чем для Саймона. Что уж теперь себя за это грызть! – сказал Люк, поворачивая на Бруклинский мост.

Клэри смотрела в окно на серебристо-серую воду, скорчившись на сиденье и засунув руки в рукава зеленой вязаной кофточки с капюшоном. Пряжа растрепалась по краям, и бахрома щекотала подбородок.

– Я знаю Саймона уже давно, – продолжал Люк. – И знаю, где именно он всегда стремился быть.

– И где же?

– Рядом с тобой. Помнишь, как в десять лет ты свалилась с дерева и сломала руку? Саймон тогда чуть ли не с боем прорвался в приехавшую за тобой машину «Скорой помощи» и отправился в больницу.

– Ты еще рассмеялся, а мама толкнула тебя в бок, – вспомнила Клэри.

– Сложно было не рассмеяться. Нечасто увидишь такую целеустремленность у десятилетнего мальчишки. Прямо как питбуль.

– Питбули не носят очки и не страдают аллергией на пыльцу.

– Такая преданность бесценна, – сказал Люк, посерьезнев.

– Я знаю. Зачем ты это говоришь? Я и так хочу умереть от раскаяния.

– Клэри, я пытаюсь объяснить, что Саймон сделал свой выбор сам. Сейчас ты коришь себя за то, что ты – это ты. Это бессмысленно. Ты сказала ему правду, и он сам принял решение, что ему делать дальше. Нельзя отказать человеку в праве выбирать – даже из любви к нему.

– В том то и дело! Когда любишь, выбирать не приходится! – Клэри вспомнила, как у нее внутри все оборвалось, когда Изабель сообщила что Джейс пропал. Она тогда бросила все и побежала искать его. – Любовь не дает возможности выбора.

– Лучше так, чем наоборот, – веско сказал Люк, сворачивая на Флэтбуш-роуд.

Клэри промолчала, тоскливо глядя в окно. За мостом располагалась не самая красивая часть Бруклина. По обеим сторонам дороги стояли уродливые офисные здания и автомастерские. Унылая картина за окном полностью соответствовала тому, что было на душе Клэри.

Люк решил сменить тему:

– А ты говорила с…

– Саймоном? Да, конечно.

– Вообще-то я хотел спросить про Джейса.

– Нет.

Джейс несколько раз звонил ей и слал сообщения, но Клэри не отвечала. Она хотела наказать себя за то, что случилось с Саймоном, и выбрала худшую кару, которую только могла придумать.

– Надо бы поговорить, – сказал Люк с нарочитым спокойствием. – Узнать, как он. Ему сейчас тоже нелегко, принимая во внимание…

– Ты ведь связывался с Магнусом, – ответила Клэри, неловко ерзая на сиденье. – Я слышала, вы говорили о Валентине и всей этой истории с обращением Меча. Если бы с Джейсом что-то случилось, он бы сообщил.

– Магнус может сообщить лишь о физическом состоянии Джейса, а не о том, что у него на душе.

– Я не буду звонить Джейсу! – Клэри сама удивилась тому, как холодно прозвучал ее голос. – Сейчас я должна думать о Саймоне. Вот уж кому сейчас точно нелегко.

Люк вздохнул:

– Если ему тяжело примириться с тем, кем он стал, может быть, стоит…

– Ну конечно, он не может примириться! – Клэри бросила на Люка испепеляющий взгляд, но он внимательно смотрел на дорогу и ничего не заметил. – Тебе ли не знать, каково это!

– Каково это – однажды превратиться в чудовище? – устало произнес Люк. – Да, прекрасно знаю. Если Саймон захочет поговорить со мной, я буду рад ему рассказать. Ничего, переживет и привыкнет.

Клэри нахмурилась. Заходящее солнце светило прямо в зеркало заднего вида, и от его яркого сияния слезились глаза.

– Тебе было проще. По крайней мере, ты с детства знал, что оборотни существуют. Тебе не пришлось объяснять это своим родным.

Люк хотел что-то сказать, но передумал. Они уже въехали в Вильямсбург и двигались по полупустой Кент-авеню среди зданий складов.

– И все-таки передай Саймону от меня одну вещь, на всякий случай. Достань из бардачка.

В бардачке лежал яркий глянцевый буклет – из тех, которые обычно лежат на стойках в больничных комнатах ожидания.

– «Как открыться родителям», – прочитала Клэри вслух. – Смешно! Саймон не гей, он вампир!

– Буклет о том, как рассказать родителям о себе то, что им будет непросто осознать и принять. Та м есть варианты формулировок, их можно изменить по ситуации – или воспользоваться общими рекомендациями.

– Люк! – воскликнула Клэри с возмущением. Предположение, что Саймону могут помочь идеи из буклета, казалось просто смехотворным.

Взвизгув тормозами, машина остановилась перед домом. Слева блестела темным серебром Ист-Ривер, смеркалось, и дом окружали неясные тени. Одна из них – самая темная – скорчилась на крыльце. Люк сощурился. В своей волчьей форме он обладал превосходным зрением, но как человек оставался близоруким.

– Это Саймон, – сказала Клэри, узнав знакомый силуэт. – Я пойду поговорю с ним.

– Хорошо. Мне как раз надо еще кое-куда заехать.

– Куда?

– За едой. Через полчаса вернусь. Только идите в дом и запритесь.

Клэри проводила взглядом отъезжающий пикап и пошла к дому. Сердце колотилось. С той ночи она несколько раз говорила с Саймоном по телефону, но еще ни разу его не видела.

После превращения они привели Саймона – грязного, окровавленного, ничего не соображающего – к Люку, чтобы вымыть и переодеть, прежде чем везти домой. Сначала Клэри хотела идти с ним в Институт, но это было невозможно: Саймон больше никогда не войдет ни в церковь, ни в синагогу. Потом, сидя на заднем сиденье пикапа, она смотрела, как Саймон шел к своему дому – сгорбившись, будто ему в лицо дул сильный ветер. На крыльце автоматически зажегся свет, и Саймон шарахнулся назад, потому что принял его за солнечный. Клэри беззвучно заплакала. Джейс хотел взять ее за руку, но она отшатнулась. Она больше никогда не прикоснется к Джейсу. Это будет ей наказанием – расплатой за то, что она сделала с Саймоном.

Сейчас слезы подступили опять. Клэри шла к крыльцу, глотая ком в горле, и приказывала себе не плакать – будет только хуже.

Саймон сидел в самом темном углу крыльца. Клэри заметила, что глаза у него поблескивают в темноте, но не могла вспомнить, было ли такое раньше.

– Привет, Саймон.

Он поднялся на ноги одним грациозным движением, и у Клэри мурашки побежали по коже. Чем Саймон никогда не отличался, так это грацией. В нем что-то неуловимо изменилось, что-то стало совсем другим…

– Прости, если я напугал тебя, – произнес Саймон сдержанным, почти чужим тоном.

– Нет-нет, ничего… просто… Ты давно здесь?

– Не очень. Я ведь теперь могу выходить на улицу только после заката. Вчера вот случайно высунул за окно руку, и пальцы чуть не обуглились. Хорошо, что на мне теперь все быстро заживает.