– И ты начал?

Саша кивнул.

– Искать?

Саша опять кивнул.

– А что искать-то?! Следы Рокотова?

– Ну… хоть что-нибудь. Когда картина была утрачена, как именно. Искали ее, нет ли. Сколько вообще полотен тогда пропало и каких. Куда она потом делась. Картина же куда-то делась! Несколько десятилетий она где-то была! И – заметь! – сохранилась в приличном состоянии, я бы даже сказал – в превосходном. То есть никаких чердаков, сараев и погребов. Она где-то очень грамотно хранилась.

– И ты устроился в музей.

– Меня устроили, – поправил Иванушкин. – Владимир Ильич Толстой помог, спасибо ему. Но, честно говоря, никуда особенно я не продвинулся, Андрей. Анна свои секреты стерегла на совесть.

– Ну, хоть какие-нибудь сведения нарыл?!

Саша пожал плечами:

– Ну вот тебе сведение. У Дмитрия Саутина здесь, в Переславле, два ювелирных магазина. «Краса России» и «Лунный свет» соответственно. Ювелирные магазины – штука непростая, а, наоборот, довольно хитрая. Большинство тех, кто их содержит, известны, сосчитаны, некоторые даже дактилоскопированы. В далеком криминальном прошлом.

Боголюбов присвистнул.

– Анна Львовна помогала в оформлении обоих, витрины украшала, по-моему, даже на открытии присутствовала. Ибо вышеназванный господин Саутин прикупил эти магазины не слишком давно, года три-четыре назад. Да еще оба сразу. Тут же возникает вопрос – заметь, вполне резонный! – откуда у господина Саутина взялись деньги на ювелирные магазины?! Он средней руки купчик, в торговом центре у него несколько павильонов, готовое женское платье, так сказать. Возит, разумеется, из Китая по дешевке. Машины продает подержанные. Когда ты в город со стороны Москвы въезжал, видел шикарную вывеску «Автосалон «Люкс» премиум-класса»?

Боголюбов покачал головой отрицательно: не видел он автосалона премиум-класса!

– Тоже его, саутинский. Это все понятно, откуда взялось. А ювелирными магазинами он на какие шиши обзавелся? На прибыль от женского готового платья из Китая? И заметь: магазины полноценно ювелирные, не палехские шкатулки и не скопинские тарелки, а топазы и алмазы. Мы проверяем потихоньку, но дело пока ни с места.

– Интересно, а ювелирный магазин в Переславле – это что, очень доходное дело?.. Шкатулки и тарелки хоть туристов интересуют, а алмазы с топазами кто здесь станет покупать?

Саша пожал плечами, встал, налил воды в чайник, чиркнул спичкой.

– Дела у Анны с Саутиным, безусловно, были, но меня к ним не допускали. Он приезжал почти каждый день – в музей или к ней домой. Они подолгу разговаривали. Кто там перед кем отчитывался, что обсуждали, я так и не выяснил.

– А Сперанский?

– И Сперанский при них. Нет, с виду все благородно и пристойно, не подкопаешься!.. Провинциальная интеллигенция, такая трогательная, дружная компания, старой закалки, и при них молодой бизнесмен, помогает чем может, а на самом деле… не очень понятно.

– Не очень, – согласился Боголюбов задумчиво.

Чайник на плите сопнул носом, примериваясь, примолк и зашумел ровно, уверенно. Андрей Ильич зевнул, не разжимая челюстей.

– Что было в зеленой папке у Анны в кабинете?

– Я не знаю, правда. В кабинете у нее никто без особого приглашения даже сесть не смел. По верхам я смотрел, но без толку.

– Что значит без толку?

– Ничего предосудительного, значит! Хозяйственные бумажки, текучка.

– Фанера листовая, – поддержал его Боголюбов задумчиво. – А про папашу знаменитого писателя Сперанского что известно?

– Андрей, я в художниках, честно, мало понимаю!

– Пивчика вверх ногами повесил, – ввернул Андрей Ильич с удовольствием.

– Какая-то тут сложная комбинация, но концов найти пока не могу. А у меня тоже сроки, отчеты, начальство!

И Саша Иванушкин махнул рукой.

– Ты бы часы поменял, секретный агент.

– Да ладно. Ты один такой наблюдательный оказался!.. На них никто и внимания не обращал. Это же не «Картье» в пуд весом! Обыкновенные офицерские часы. Да и я не шпион в посольстве!

– Зачем ты выбросил из кувшина цветы?

– Какие цветы? Из какого кувшина?

И они посмотрели друг на друга.

– Ну, как хочешь, – помолчав, сказал Андрей Ильич. – Где все-таки моя собака, а?.. И что мы будем делать с этим… Юлькиным кавалером?

– Я подумаю. В Управление надо звонить, ребят просить. Ну, посмотрим. А то ведь проведут беседу богоспасительную, да и отпустят на все четыре, а его, урода, – тут Иванушкин витиевато и развесисто выматерился, а потом почему-то добавил: – Пардон.

– Ничего, – устало сказала вошедшая Лера. – Чайник вскипел?

– Ты хочешь чаю?

– Не знаю, чего я хочу.

– Шла бы ты тоже спать.

Лера покивала, заваривая чай. Боголюбов потер лицо – оно было какое-то чужое, сухое и колючее – и вышел на крыльцо.

Было очень холодно и светло, странно светло. Луна висела над голыми макушками старых яблонь, и где-то журчала вода.

– Мотя! – позвал Боголюбов и прислушался. – Мотя!..

Со стороны забора зашуршало, зашевелилось, на дорожке появилась Мотя. Хвост вопросительно вилял.

– Ты караулишь, что ли?.. Отбой всем службам, спать пора!

«Как же отбой, – недоуменно спросила Мотя и оглянулась по сторонам, – когда кругом враги! Насилу отбились».

– Я вместо тебя покараулю, – сказал Боголюбов. Мотя подошла, и он почесал ей голову. – Ты мне скажи, как ты нас в лесу нашла? Или это Ефросинья нашла? И куда она потом делась?.. И откуда знала, где искать? – Он помолчал, поглаживая собаку. – И что вообще за чертовщина здесь творится?..

Нечем стало дышать, взмокла спина, ослабли руки. Нужно бежать, бежать как можно быстрее, но не получалось ни пошевелиться, ни двинуться. Приближалось нечто, что невозможно ни рассмотреть, ни остановить, и оно было такое страшное, всеобъемлющее, после которого не останется ничего, совсем ничего, и это оказалось самым ужасным – предчувствие пустоты, в которой по-настоящему нельзя будет ни дышать, ни двигаться – вообще никогда! Нужно спастись сию же минуту, но как?! Как, если тело больше не слушается?! И от этого такая тоска наваливалась на мозг, отдававший бессмысленные команды – беги, беги!.. Он застонал, но шевельнуться так и не смог, а страшное приближалось стремительно и неотвратимо. Не остановить.

И он перестал сопротивляться. Пусть. Может быть, так даже лучше.

– Подвинься.

Он тяжело, со всхлипом перевел дух и стал дышать, дышать изо всех сил. А потом резко вскочил и сел. В глазах было темно, и паника, паника!..