— Здоров он. Уехал. Припозднились вы.

— Как уехал? Когда?

— Полчаса назад попрощался.

— А куда?

— Не сказался. Оставил ключи, попросил приглядывать за квартирой, цветы поливать. И уехал.

Оскар потоптался на площадке. Дернул на всякий случай кривую потертую ручку.

— А хотите, я передам Магомеду письмо, когда он вернется. Или оставьте в квартире — я могу открыть.

— Спасибо. Это исключено, — задумавшись, шагнул к лифту мужчина. — Я обязан передать под роспись и лично в руки…

— О! — воздел указательный перст к потолку автомобильного салона Назар Самойлович, — с весны одна тысяча девятьсот сорок пятого! Надеюсь, ты хорошо понимаешь важность того, чем нам с тобой поручено заниматься?

— Понимаю, — упавшим голосом отвечал генерал.

— Представь себе — более шестидесяти лет полного забвения! Ни кто не предполагал, где находится эта ценнейшие документы, и уцелели ли они в конце войны. Ни западные спецслужбы, назвавшие их «Link Z» — потерянное звено; ни мы, много позже обозначив пропажу термином «Реликвия». И хочу напомнить, мой юный друг, одну важнейшую деталь: никому из ученых за этот гигантский срок не удалось воспроизвести уникальность немецкого открытия. Никому! И вдруг — невообразимая удача! Мы садимся на хвост тому, кто знает о «Реликвии» и может нас привести к ней…

Такими или примерно такими пассажами Назар Самойлович заканчивал каждую встречу с Латышевым. Заканчивал и брался со сладострастным выражением лица начинять ароматным табачком свою тонкую трубку.

Да, убеждать и заряжать энергией он умел. Что поделаешь — ортодокс до мозга костей; старая партийная закалка: дисциплина, исполнительность, щепетильность. Убедили его — убеждает он. Приказали ему — приказывает и он. Из кожи вылезет ради достижения конечной цели. Но и с других ее запросто спустит для пользы того же дела. Говорят, во время войны он командовал заградительным отрядом НКВД. Скольких расстрелял соотечественников, у коих сдали нервы — не известно, но не единожды принимал бой с противником на оголенных участках фронта; имел несколько ранений. Возможно, именно в те нелегкие годы Назар Самойлович обрел несгибаемость убеждений и категоричность, научился быстро разбираться в людях. Возможно, тогда поставил себе целью добиться огромного влияния и добраться до вершин власти. Удивительно точно его называли за глаза: серый кремлевский кардинал.

Латышев с каменным лицом дослушал уважаемого и чрезмерно влиятельного в высших кругах старца. Дослушал и, смиренно склонив голову, уверил:

— Я осознаю громадную ответственность. И сделаю все от меня зависящее.

* * *

Просчитать действия неизвестных оппонентов большого труда не составило. Сделать анализ и мысленно опередить на парочку шагов засвеченных врагов всегда легче, чем гоняться за фантомами или мечтать о словесном портрете от свидетелей, которых в данном случае попросту не было.

Скоренько подняли имевшийся материал по коммерческому директору «Матрицы» — выяснили все детали, сопоставили с последними донесениями. Получалась вполне ясная картинка: оппонентов интересовала прожившая в Казане мать пропавшего коммерческого директора. А точнее, переписка покойного мужа, которую та могла сохранять как память.

Для оперативности связались с Республиканским управлением ФСБ, обрисовали задачу. И… опоздали. Всего на час-полтора, но опоздали. Пожилую женщину нашли мертвой в холле первого этажа собственного дома. Обширный инфаркт, как позже установили медицинские эксперты. В комнатах бардак и полное впечатление поспешного грабежа. Но при этом — ни отпечатков, ни следов, ни прочих улик. Не нашлось и старых писем, коих в доме покойного фронтовика должно было храниться немало.

А дальше… Дальше Суходольский показал себя не только гениальным психологом, но и отменным стратегом, из-за чего сотрудники ФСБ потеряли надежду опередить его.

Приходилось вновь полагаться на прозорливый ум агента и его своевременные донесения…

* * *

На сей раз Назар Самойлович повелел Латышеву подъехать на Патриаршие. Пожилой, сухощавый мужчина, манерами и резкостью суждений напоминавший высокопоставленного чиновника, одиноко дожидался генерала ФСБ на лавочке, не обращая внимания на расставленную повсюду охрану.

Латышев немного запоздал — помешали проклятые пробки, за что услышал нудную проповедь — дескать, распустила вас ельцинская демократия! При Сталине-то порядка было поболе…

Перешли к делу.

— Давай-ка вначале о наших конкурентах из западных спецслужб, — вынул из кармана кардинал любимую трубку. — Контрразведкой установлено: Кто? Откуда?

— Увы, из-за стремительных перемещений по стране, знаем об этих ребятах очень мало. Но работаем, Назар Самойлович. Информация будет со дня на день…

— Плохо, Юрий. Говори дальше, — приказал старик, раскуривая трубку.

— Следов коммерческого директора «Матрицы» пока не нашли — как в воду канул вместе с автомобилем.

— Возможно, так и есть. Не циклись на ерунде — рассказывай о Суходольском.

— По докладу агента, следующая встреча должна была состояться в Казани. Мы предположили, что объектом интереса в этом городе является мать коммерческого директора «Матрицы»…

Выпустив клуб дыма, Назар Самойлович перебил:

— Откуда появилось такое убеждение?

— Во-первых, отец пропавшего директора воевал, и вполне мог стать звеном в замысловатой цепочке, по которой Суходольский подбирается к «Реликвии». Во-вторых, встреча Суходольского с неизвестным лицом была назначена у отеля «Сафар», а пожилая женщина проживает в трех минутах ходьбы от данного отеля.

— Занятно. Продолжай.

— Мы не успели, — потупив взор, признался Латышев. — Как ни старались — не успели. Связались с казанскими коллегами; те мгновенно отреагировали, но обнаружили лишь мертвое тело матери коммерческого директора и признаки ограбления в доме.

— Убийство?

— Обширный инфаркт. На теле никаких следов.

— Дальше.

— Оставалась надежда на агента. Следующее сообщение от него поступило из Чебоксар, а спустя несколько часов он позвонил из нижегородского аэропорта. Причем в момент короткого разговора агент понятия не имел, куда Суходольский намеревается лететь. Рванули туда…

Внезапно Латышев замолчал, услышав рядом раскатистый смех. Запрокинув голову, кардинал буквально хохотал. И хохотал так громко, что в заволновалась охрана, разбросанная парочками по аллейкам Патриарших.

— Да-а! Чертовски умен этот ваш Суходольский! Уважаю сильного соперника, уважаю! Тем приятнее будет переломить ему хребет, — вытирал платком слезы Назар Самойлович.