Плетнев так громко захохотал, что на него стали оборачиваться люди в коридоре.

— Слушай, Петь, — неожиданно предложил он, — а давай напьемся? С пьяных же и взятки гладки. Как это? Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу! Прямо китайские мартышки! Знаешь про них? И, если прижмут, скажем, а мы ничего не знаем — ни когда пришел, ни когда ушел. И откуда пришел, и куда ушел… — Антон несколько тяжеловато выбил каблуками из ковровой дорожки пару тактов «цыганочки» и залихватски прихлопнул в ладоши.

— А давай! — загорелся Петр. — Надоело притворяться. Тяпнем как следует и спать завалимся. И дверь на ключ… И пусть, мать их… — совсем уже, видно, уронил себя в собственных глазах интеллигентный сыщик Петр Щеткин.

— Пусть, — согласился Антон. — Кстати, Сашка спрашивал, что там у нас с анализами из Липецка? Ты бы поинтересовался у Алексея?

— Интересовался. Кровь третьей группы, у Гундорина — первая, это уже четко.

— Значит, наш «малыш» уделал-таки своего шефа? Так надо понимать? Или как?

— Если у Денягина третья группа, так… Эх, нам бы на «трупешник» взглянуть…

— Ага, — с готовностью кивнул Плетнев, — вот сейчас тебе позвонят и скажут: дорогой товарищ Щеткин, нашли мы тут одного, так он, случайно, не ваш будет?

— Остряк! — отмахнулся Петр.

В этот момент в его кармане заверещал мобильный телефон. Петр медленно достал вздрагивающую в его руках трубку.

— Петя, — довольно громко, так, что услышал и стоявший рядом с Щеткиным Плетнев, сказал Смородинов, — только что липецкие оперы опознали Денягина…

Сыщики ошарашенно уставились друг на друга. Мистика?..

Житель села Воскресеновка Егор Матвеев, плешивый мужичок пятидесяти пяти лет от роду, понимал в жизни только один труд: грибную охоту. «Смиренную», как ее называли в старину. И в этом деле он был действительный мастак — спокойный, неторопливый, как сказал бы ученый человек, без комплексов. Говорили, что у него в воронежских и липецких дубравах имеются свои «огороды», куда он никого не допускает, втайне от чужих глаз хранит. Да так оно, наверное, и было. Никто не доставал таких роскошных белых грибов, от продажи которых Егор мог безбедно существовать потом целый год. Лес был его стихией. Впрочем, не только его, но и Егоровой собачки по кличке Агент. В кино услышал это имя Егор, и оно ему понравилось. Оттого так и назвал он своего терьера в тридесятом поколении, а проще говоря, серую гавкающую швабру.

Он возвращался с «охоты» домой с полной корзиной и набитым рюкзаком за плечами — результат ранней утренней пробежки. Вышел к шоссе, и до дома оставалось уже меньше километра, можно было и передохнуть, покурить. Агент шуровал вдоль кювета, вынюхивая то, что выбрасывают из окон пролетающих мимо автомобилей осквернители живой природы.

Егор все же за пять проведенных в ходьбе часов притомился маленько, и теперь, на солнце, его стало припекать. Даже в сон потянуло. Хотел уж было подняться, чтобы идти дальше, но заметил большую черную машину, которая зачем-то вдруг свернула с накатанного шоссе на дорогу, ведущую к бывшей вырубке, давно уже заросшей молодым орешником. Ничего там путного, с точки зрения Егора, быть не могло, и зачем туда поехала большая машина, было непонятно. Вот и сидел он так, вставив в мундштук новую половинку сигареты и размышляя над своим вопросом.

Часу не прошло, как туда же, на просеку, свернула и другая машина, это, известное дело, «жигуль», кто его не знает? Совсем интересно стало Егору. Оно, конечно, можно было и подойти туда, но он не торопился. Мало ли, ну как нехорошие люди чего затеяли? Так зачем же им на глаза-то попадаться? Рюкзак свой Егор раскрыл, распустил горловину, чтоб хороший гриб от долгого лежания не взопрел, и стал смотреть: любопытно ж простому человеку-то!

И вот видит, что «жигуль» возвращается. Один, да так проворно, будто чего испугался. Тут уж совсем заинтересовался Егор. Собрал он свое хозяйство, кликнул Агента и перешел через шоссе. Нет, не дорожкой пошел, а сбоку, вдоль нее, стараясь шибко не шуметь в лесу. Не любит он шума пустого.

Уж довольно прошел, до старой вырубки добрался, но черной машины нигде не увидел, да и голосов чьих-то слышно тоже не было. Ну, само собой, что Агенту он запретил голос подавать, тот и трусил себе позади — умная собачка. Так ведь и дед его с бабкой, поди, городскими были, ухоженными, у больших людей проживали.

Еще немного прошел вперед Егор и тут увидел, что почти уткнулся носом в черную машину. Заваленная свежими наломанными ветками орешника, она и не видна была с дороги-то. Ловко, гляди, закидали. А зачем? Новый вопрос заставил и вовсе задуматься.

Чего красивой машине-то в лесу делать? Мысль о воровстве как-то не сразу пришла в голову. Но ведь пришла же! А тут вдруг и Агент «завелся», как на дичь крупную, да только нехорошую, видать, — с подвывом подзывал хозяина. Сам вроде испугался. Да только какая здесь опасная дичь? Ну, кабанчик еще — так не его время, не опасный он. А Агент прямо, гляди, надрывается.

Оставил Егор у машины свою корзину, чтоб не «ломить» сквозь заросли, но сразу заметил, что здесь будто чего-то несли уже. Раздвинули орешники, примяли. Ну и подошел, недалеко оказалось, но все же… машины вовсе не видно стало. Как ориентира! Слово такое… хорошее.

Да только лучше б его и не было! Приподнял груду веток Егор и отпрянул от испуга. Ноги из-под них торчали — в ботинках и носках. От человека, он мог бы поклясться. Но — неподвижные. Такие у покойников только и бывают. Нет, ни смотреть дальше не стал он, ни креститься от греха. Поскорей убираться надо, чтоб и следа своего не оставить. Лихие люди, видать… Ох, не помилуют, не пощадят…

И Егор, свистнув Агента, скорым шагом заторопился к своей корзине и — прочь отсюда, пока никто не вернулся. Ясная забота, такие машины в лесу не бросают!..

Уже возле своего дома Егор подумал, что человек-то ведь лежал убитый. А это как понимать? И все прежде виденные им в телевизоре фильмы про бандитов словно ожили и стали всамделишными, живыми. В Воскресеновке у них, сколько помнил, никогда такого не бывало. Ну, морды побьют, вон сосед, как нажрется, бабу свою гоняет, пока не устанет да не свалится у забора, а так — ничего, спокойно живут. Хоть и город близко. А там, говорят, всяко бывает, да только не ездил туда Егор Матвеев, не имелось у него там необходимых дел. В лесу он жил и чувствовал себя человеком.

Ох, Господи, спаси мою душу! Неужто к Петровичу шлепать, в опорный пункт? Так ведь показывать придется, идти туда опять… А что делать, не оставлять же?..

А Степану Петровичу эта «фантазия» Егора нужна была, как матвеевскому Агенту пятая нога. Вот только покойника теперь и недоставало на его участке! Да кабы посторонних рядом не было, и плюнул бы, но ведь сигнал поступил, а не слух какой, от которого можно и отмахнуться, послать подальше, и на него надо как-то реагировать.

Нет, верить-то Егорке, конечно, можно, но желательно б и самому проверить сперва, чтоб потом перед городскими не краснеть за свою доверчивость. Случалось ведь… «Покойник, покойник!» А Семка нажрался до потери пульса, вот свидетельнице и показалось, с перепугу. Прибегла…