Ко всему прочему, Китай и Япония заключили военный союз, что казалось делом почти невозможным, учитывая вековую вражду этих двух стран. Однако богдыхан и микадо как-то сумели вытравить из памяти своих чипизированных подданных Нанкинскую резню и привычку японских офицеров пробовать на пленных ханьцах заточку самурайских мечей. Из пыльных архивов был извлечён термин "панмонголизм" и лозунг "Жёлтая раса будет править миром!"; расползавшаяся Поднебесная Империя вобрала в себя азиатских "молодых драконов" и точила зубы на Индию, зажатую между ней и Новым Халифатом, тоже быстро набиравшим силу. Но если судьба далёкой Индии не сильно волновала князя Константина, то прямой угрозы своим владениям он не мог не замечать, и степень этой угрозы беспокоила властителя Приморского удела — именно поэтому его самолёт и летел сейчас в Муданьцзян. Хотя князь и не слишком уповал на успех переговоров, он всё-таки надеялся отдать ханьцам не всё, а только часть, причём желательно как можно меньшую. Надежды эти таяли по мере того, как приморский властитель машинально подсчитывал ханьские войска, стоявшие возле его границ, но другого выхода не было: прямое военное противостояние с Поднебесной было абсолютно безнадёжным — после всех пертурбаций атомный арсенал Приморского княжества был более чем скудным. И надеяться было не на кого: единой России более не существовало, сибирский князь Михаил (не говоря уже о камчатской лисе, князе Алексее) заботился прежде всего о собственных землях, а глобы сидели за океаном, решая свои проблемы и надеясь (как всегда) извлечь выгоду из чужой свары.

…Чуть накренившись, самолёт пошёл на посадку и приземлился на аэродроме на окраине Муданьцзяна. Лётное поле было самым обычным, — бетонка как бетонка, — и постройки вокруг него не выглядели специфическими китайскими, но ощущение затаённой враждебности

Константин ощутил сразу, как только ступил на трап, мгновенно подогнанный к самолёту.

По всему полю ровными рядами стояли солдаты ханьской армии; за их спинами смотрели в небо счетверённые стволы самоходных зенитных установок. На плоских лицах солдат, сжимавших в руках до боли знакомые АКМы, не было и тени эмоций, однако князь видел: перед ним беспощадный враг, и любая попытка вести с ним переговоры заранее обречена на провал. По спине приморского князя прошёл ледяной холодок, и вспомнилось ему заплаканное лицо жены, провожавшей его в Кневичах,[13]и слова, которые она повторяла безнадёжно-исступлённо: "Не лети к ним… Не надо… Прошу тебя…".

У трапа уже ожидали несколько машин, одна из которых явно предназначалась для послов. Намётанным глазом князь сразу определил, что в ней поместится от силы четверо пассажиров — он сам, переводчик и двое ближних бояр, — и это ему не понравилось. Однако отступать было некуда, и Константин, стиснув зубы, начал спускаться по хлипкому трапу, дрожавшему под его ногами.

— Приветствую гостей, — китайский офицер, стоявший у трапа, хорошо говорил по-русски. — Джихангир[14]ждёт вас в доме для беседы.

Кортеж ехал недолго — "домом для беседы" оказалось приземистое здание на краю лётного поля. По углам здания стояли четыре танка, но Константин уже не реагировал на очередную демонстрацию военной силы Поднебесной Империи. Отсюда до границы сотни километров и сотни таких танков: четырьмя больше, четырьмя меньше — какая разница?

Помещение внутри оказалось довольно просторным и не перегруженным мебелью. Всю противоположную стену занимал огромный экран; вдоль других стен замерли ханьцы в боевой броне, вооружённые не только автоматами, но и мечами — экипировка воинов личной охраны высоких персон Поднебесной. "Похоже, беседовать придётся стоя, — подумал князь. — Что ж, это к и лучшему: значит, наша беседа не затянется. А вот зачем тут такой дисплей, пока неясно".

Джихангира Чжан Сяньджуна, командующего Шэньянским военным округом, князь узнал сразу, хотя никогда не видел его в реале. Ошибиться было мудрено: генерал Сяньджун выделялся осанкой, одеждой и буквально излучаемой им непререкаемой властностью. Сын мукденского комиссара Хуа Сяньджуна, Чжан был из тех офицеров, которые очень быстро поняли, куда дует ветер перемен, превращавший бывших партийных бонз и военачальников в сановников рождавшейся империи или смешивавший их с пылью. Чжан Сяньджун сделал правильный выбор и головокружительную карьеру: Шэньянский округ был самым сильным из семи военных округов Китая.

— Приветствую джихангира, — старательно выговорил Константин заготовленную фразу по-китайски, вежливо поклонившись. Переводчик молчал, а двое бояр шумно дышали за спиной князя, наверняка проклиная тот день и час, когда его приказ заставил их пуститься в это путешествие. — Мы будем говорить?

— Джихангир рад видеть лицо приморского князя, — по-русски ответил Чжан (знание языка потенциального противника приветствовалось среди ханьских военачальников). — Мы будем говорить, и не только мы.

"Что это значит?" — удивился князь, и в это время громадный дисплей ожил.

Владыка Поднебесной не снизошёл до общения во плоти с удельным русским князем — богдыхан появился на экране.

— Мы будем говорить, раз ты этого так добивался, — произнёс механический голос синхронного киберпереводчика. — А какой будет наша беседа, зависит только от тебя, князь Константин. Я же скажу так: пришло твоё время покориться моей силе.

Властитель Приморья невольно сглотнул, однако постарался, чтобы охватившее его смятение не отразилось на его лице — канал связи наверняка был двусторонним, и богдыхан не только слышал, но видел всё до мельчайших деталей.

— Мы не хотим войны, — слова давались князю с большим трудом. — Скажи, чего ты от нас хочешь? Мы можем жить в мире, можем торговать, можем…

— Покорности! — прогромыхал император Поднебесной. — Мы помним всё: и то, как твои предки убивали наших предков, и опиумные войны, и нищету моего народа, созданную вами, белые люди.

— Мы, русские, не участвовали в опиумных войнах…

— Вы все одинаковы, — узкие глаза виртуального богдыхана превратились в щёлочки, — вы презирали нас веками. А теперь пришло наше время. Ваш мир обмана распался, князь, и вам, белые люди, придётся теперь стать нашими слугами, потому что мы сильнее. Хочешь сопротивляться? Что ж, попробуй. Но знай: маленький ручеек, впадающий в море, не в силах остановить прилив — он потечёт вспять. А если ты хочешь сохранить свою жалкую жизнь, то стань передо мной на колени и поцелуй прах в знак покорности. И знай: отныне ваши женщины будут спать в наших постелях, и будут рожать нам здоровых детей — вы оказались на это неспособны.

С нарастающим отчаянием князь Константин понял, что всё это телешоу и его финал были запланированы заранее. Богдыхан всё уже решил — ему нужна война, а не мелкие дары, уступки и сохранение хрупкого мира, и никакие переговоры при таких заранее заданных условиях ни к чему не приведут. Ханьский император откровенно унижал русского князя, наслаждаясь его бессилием: от виртуального богдыхана можно было ожидать чего угодно, вплоть до оскорбительного и неприемлемого требования подарить ему княгиню Ирину. И ещё Константин понял, что живым ему отсюда не уйти.