изменений не было), у него состоялся разговор с женщиной старше него, она спросила, что же он намерен делать в жизни, чего он от нее хочет или стремится достичь. И оказалось, что, несмотря на его ум, интеллигентность, старание, он и не задумывался о будущем. Единственное, что он смог ответить: «Ну, я думаю, что всегда заработаю себе на жизнь». Хотя у него была репутация многообещающего специалиста, он просто вычеркнул идею сделать что-нибудь важное. С помощью внешней стимуляции и доли самоанализа его продуктивность после этого случая возросла. Но он не придавал должного значения сделанным открытиям. Следовательно, они никак и не влияли на его уверенность в себе. Он даже забывал о своих находках и вновь случайно открывал уже найденное. Когда, наконец, он обратился к психоанализу по причине трудностей, которые он по-прежнему испытывал в работе, его табу на желание чего-либо для себя и устремление к чему-то, на осознание своих талантов все еще оказывало мощное действие. Видимо, его таланты и скрытое честолюбие, ведущие его к достижениям, были слишком сильны, чтобы их удалось полностью задавить. Поэтому он делал дело (пусть и мучился), но был вынужден воздерживаться от осознания этого и радоваться своим успехам. У других результаты еще менее радостные. Они отказываются от должностей, не осмеливаются заняться чем-нибудь новым, не ждут ничего хорошего от жизни, ставят перед собой несерьезные задачи и, следовательно, живут ниже своих способностей и душевных сил.

Как и другие стороны ненависти к себе, самофрустрацию можно увидеть в экстернализованном виде. Человек сетует, что, если бы не его жена, начальство, безденежье, погода, политическая ситуация, он был бы счастливейшим человеком на земле. Разумеется, не следует впадать в другую крайность и считать все эти вещи неважными. Конечно, они так или иначе влияют на наше благополучие. Но, оценивая их, мы должны тщательно взвесить, насколько велико их действительное влияние и сколько добавлено к ним из внутренних источников. Очень часто человек чувствует покой и довольство, потому что примирился с собой, несмотря на то что ни одна из его внешних трудностей не исчезла.

Причинение себе мучений, терзание себя – побочный, отчасти неизбежный продукт ненависти к себе. Когда невротик пытается подстегнуть себя к достижению невозможного совершенства, швыряет себе обвинения, пренебрегает собой или фрустрирует себя, он всем этим лишь мучает себя. Считая мучение самого себя отдельной категорией выражения ненависти к себе, мы утверждаем, что у человека есть или может быть намерение мучить себя. Конечно, в любом случае невротического страдания следует рассмотреть все возможности. К примеру, возьмем сомнения в себе. Они могут являться результатом внутренних конфликтов и отразиться в бесконечных и бесплодных внутренних диалогах, в которых человек пытается защититься от собственных обвинений; они могут быть выражением ненависти к себе, цель которой – выбить почву под ногами человека. В действительности они и могут быть самым главным мучением. Подобно Гамлету люди намерены отдаться на растерзание своим сомнениям. Конечно, нам следует проанализировать все причины их сомнений, но не закралось ли в них также бессознательное намерение помучить себя?

Возьмем следующий пример из того же ряда: прокрастинацию. Как мы знаем, за прокрастинацию в решениях или действиях могут быть ответственны многие факторы, такие как общая инертность или постоянная неспособность занять определенную позицию. Тот, кто медлит, сам отлично знает, что отложенные дела часто растут, как снежный ком, и что на самом деле промедление грозит серьезными страданиями. И здесь мы иногда получаем первое приближенное понимание того, что скрывается за нерешенными вопросами. Когда из-за отложенных решений он действительно попадает в неприятную или угрожающую ситуацию, то говорит себе с явным торжеством: «Так тебе и надо». Это еще не означает, что он прокрастинировал потому, что намеренно хотел помучить себя, но все-таки наводит на мысль о некоторой Schadenfreude – злорадстве по поводу причиненных себе неприятностей. Так что, как видим, пока не густо доказательств в пользу активного мучительства, скорее это радость постороннего, наблюдающего, как жертва кричит и корчится.

Эти выводы были бы неоднозначными, если бы другие наблюдения не шли по нарастающей, не оставляя нам сомнений в активности влечения к самомучению. Например, при определенных формах скупости по отношению к себе пациент наблюдает, что его крохоборство – не просто «ограничение», а некое удовольствие, почти переходящее в страсть. Поэтому есть некоторые пациенты с ипохондрическими наклонностями, которые не только боятся многих вещей, но и довольно жестоко себя ими пугают. Першение в горле у них перерастает в туберкулез, понос – в рак, растяжение – в полиомиелит, головная боль – в опухоль мозга, приступ тревоги – в сумасшествие. Одна пациентка сказала, что это «ядовитый процесс». При первых легких признаках беспокойства или бессонницы она говорила себе, что у нее начинается новый цикл паники. Каждую ночь ей будет становиться все хуже и хуже, пока не дойдет до нестерпимого ужаса. Ее первоначальный страх можно сравнить со снежком, который катился по склону, пока не превращался в лавину, которая в конце концов накрывала ее. В стихотворении, написанном ею в это время, есть строки о «сладостной пытке, которой наслаждаюсь». В подобных случаях ипохондрии можно выделить один фактор, запускающий механизм мучения самого себя. Ипохондрики искренне убеждены, что у них должно быть абсолютное здоровье, уравновешенность и бесстрашие. При малейшем подозрении в обратном они становятся беспощадными к себе.

Более того, анализируя садистические фантазии и импульсы пациента, мы понимаем, что они могут происходить из садистических импульсов, направленных против себя. У некоторых пациентов время от времени наблюдается компульсивная потребность или фантазии, в которых причиняются мучения другим. В том и другом случае в основном речь идет о детях или беспомощных людях. Так, например, один пациент сосредоточился на образе горбатой служанки Анни из пансиона, где он жил. Он был обеспокоен силой импульса и особенно тем, что совершенно не мог его понять. Анни была достаточно приятной особой и никогда не вызывала у него неприязни. Но до появления садистических фантазий он испытывал то отвращение, то сочувствие к ее физическому недостатку. Для него оба эти чувства стали понятны вследствие своего отождествления с девушкой. Он был физически крепок и здоров, но в минуты отчаяния и презрения по поводу своих душевных затруднений он обзывал себя калекой. Садистические импульсы и фантазии начались, когда он впервые заметил в Анни покорность, с которой она терпела, если кто-то «вытирал о нее ноги», и явную суетливую готовность услужить. Скорее всего, Анни всегда была такой. Однако его наблюдения совпали с тем моментом, когда его собственная тенденция к смирению развернулась