Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Провожу пальцами вдоль резинки его боксеров, чуть задевая темные волоски. Вокруг пупка и возвращаюсь обратно. Наклоняюсь и целую в шею. Дорожкой веду до мочки уха. Захватываю её в плен, слегка кусаю и следом целую. Чувствую себя хулиганкой.
— Я знаю, что ты не спишь. — смущенно выдаю ему в ухо.
Он открывает глаза.
— Доброе утро! — потягиваясь, прижимает к себе и, перекатывая меня на спину, наваливается сверху. Целует.
— Доброе, — уже отрывисто шепчу. — Если мы продолжим в том же духе, то опоздаем в академию.
— Неплохой план, — ухмыляясь, говорит Кир. — Я бы не против проваляться с тобой весь день в кровати.
— Но сегодня защита проекта по методологии, и мне точно нужно там быть, — парирую. — Тина и так все за меня сделала, Кир. — целую его сама, в надежде, что поймет, что учеба для меня тоже важная часть жизни. Не зря я пять лет шла на красный диплом. Сначала из-за родительской прихоти, но, а потом и самой уже было важно довести все до конца.
— Ладно, значит, поедем в академию, — соглашается Кир. И я улыбаюсь.
— Спасибо, — обнимаю его за талию и целую сама.
Завтрак проходит в той же самой дружеской атмосфере. С родителями Кира настолько уютно и тепло, что мне грустно отсюда уезжать. Грустно покидать этот островок любви и полного принятия в дом, где полно претензий и бесконечного контроля. Как в армии. Странно да, так говорить о родительском доме, который, по сути, тебе должен быть дорог, и в нем ты должна чувствовать себя защищенно. Вот только парадокс: всё это я ощущаю в доме Сомовых, но не в родительском.
Позже я собираю вещи в пакет, и мы покидаем территорию Сомовых. Кир переплетает наши пальцы всю дорогу. Я чаще улыбаюсь. И дышу через раз. Это уже вошло в привычку с ним. Я не знаю, сколько еще он подарит мне новых эмоций, но каждую я помню досконально. Запоминаю. Храню бережно в сердечке и перематываю, словно пленку у себя в голове, когда мы не вместе. Это вообще нормально — сходить с ума по человеку, когда вы только расстались у порога академии?
— Я заеду за тобой ночью? — держась за руки около корпуса, спрашивает.
— Кирюш, я очень хочу. Но думаю, не сегодня. Отец и так в ярости за мой побег, хоть и мама его убедила, что я у Тины, но все равно будет напряженно дома. — тяжело вздыхает и морщится.
— Я сама очень скучаю, когда без тебя. Но давай сегодня потерпим. Запускаю руку в карман куртки и достаю приготовленный подарок. — Это тебе. Синие матовые бусины с белыми вкраплениями разделяют маленькие черные бусинки, а посередине — кулон в виде половинки красного магнита на черном каучуке. — У меня такой же, только с синей половинкой. Отодвигаю горловину водолазки и вытаскиваю его из-под неё.
— Я помню, что после того разговора шесть лет назад ты порвал свою часть подвески. Я увидела тогда в окно. Когда ты ушел, я собрала эти бусины и сделала новый. Я не знала, встретимся ли мы когда-то, но хотела твою часть сохранить у себя. А в тот день, когда я сбежала, я хотела признаться тебе, что люблю этой самой подвеской и перечеркнуть нашу дружбу нашим новым этапом, где мы вместе. А сейчас я хочу, чтобы она была у тебя. Ведь они символизируют нас. Я видела твою татуировку с магнитом и подумала, что мы должны её возродить в нас двоих этими парными подвесками. — выдыхаю, когда заканчиваю говорить, и смотрю на наши переплетенные пальцы, пока Кир не поднимает мой подбородок и целует меня. А наши подвески также притягиваются и соединяются. — Я добавила туда настоящий магнит. — смущенно выдаю, будто запретное что-то натворила.
— Теперь мы всегда будем притягиваться, что бы ни произошло, — хрипло выдает Кир, припечатываясь ко мне своим лбом. Целует, пока эту идиллию не нарушает Тина.
— Так, голубки, не нацеловались за три дня? — обнимает нас Тина.
— А ты не завидуй, — отзывается подошедший к нам Руслан. — Или тоже хочешь поцеловаться? Могу помочь. — кладет руку на плечо Тины, облизывает губы и подрагивает игриво бровями.
— Я лучше от жажды сдохну, чем с тобой поцелуюсь. — Тина сбрасывает его руку и утаскивает меня внутрь академии.
— Смотри, как бы не пришлось приползти обратно, — выдает Клим.
— Мечтай, — оборачивается Тина и выкатывает ему фак.
— Это что сейчас было? — задаюсь вопросом уже я. Они словно как день и ночь, вечно в конфликте между собой.
— Не обращай внимания, — машет рукой Тина. Будто ничего особенного не произошло. — Он любит, когда на него вешаются. Только со мной это не прокатит.
— А он тебе нравится? — интересуюсь у подруги, когда занимаем свои места в аудитории.
— Ну уж нет. Заносчивые мажорчики меня не интересуют. Он же ничего не знает о любви. Ему бы переспать на разок и свалить в закат. Мне это не надо. Спасибо, — открещивается.
— Ты лучше расскажи, как выходные прошли? Ты прямо светишься вся! — радостно произносит Тина. Но не успеваю ответить, как меня окликает Аверина.
— Бурцева, тебя на ковёр вызывают, — ехидно высказывает свое удовольствие Аверина. — Что, наша святоша не такая уж и правильная, раз сам ректор вызывает?! А мне ей в волосы вцепиться хочется. Прям представляю эту картину. Как Аверина вытирает пол академии своими лохмотьями, как цепляется за паркет наманикюренными ноготочками и срывает их до мяса. А вообще я добрая, спокойная и уравновешенная девочка.
Не знаю, что именно читается в моем взгляде, но цепкая хватка Тины усаживает меня обратно.
— Не обращай на неё внимания, — советует Тина. — Она специально тебя задевает, не может пережить, что Сомов тебя выбрал. И я успокаиваюсь. Тина права, испортить сейчас репутацию, когда я на неё работала пять лет, можно в один миг из-за одной курицы, которая возомнила себя королевой, как минимум глупо. И так не понятно, зачем ректору понадобилась.
— Прикроешь перед Скворцовым, ладно? — подруга кивает, а я направляюсь к ректору.
— О, Анечка! Проходи, — говорит секретарь нашего ректора Лидия Степановна, —
