— Привет, Майкл, — сказала я, убрав весь свой сарказм. — Простите, что побеспокоила, но только вы уехали, я обнаружила это у себя за письменным столом. Решила, лучше подвезти немедленно, вдруг что-то важное.

И с этими словами я протянула Гранту серую папку. Надо отдать ему должное, он не стал недоверчиво выгибать бровь, просто кивнул и взял у меня папку.

— Привет, — сказала я старому джентльмену. — Меня зовут Ханна Вульф, а вас…

— Гоните ее отсюда! — рыкнул Ролингс, потянув старика за рукав. — Пойдемте, мистер Мейтер. Сейчас организуем, чтоб вас подбросили домой.

Мистер Мейтер, вид у которого был такой, будто он целую ночь не сомкнул глаз, вяло улыбнувшись, взглянул на меня и покорно заковылял за Ролингсом. Мы с Грантом проводили их взглядом.

— Как вы думаете, когда его ударили ножом, он стоял у письменного стола или у окна? — спросила я, как только те двое скрылись из виду.

Грант молчал.

— Ну, конечно, у стола, — продолжала я. — Убеждена, что вы правы.

— Ханна….

— Так это тот уборщик, который его обнаружил? Хотя нет, для уборщика староват. Может, швейцар? Он что-нибудь видел? Вид у него такой, что вроде бы да.

— Ханна, если вы не уйдете…

— Ухожу, ухожу! — сказала я, поворачиваясь к выходу.

Он провел меня до самой лестницы. Снизу донесся звук открывающейся двери лифта. Старик вот-вот уедет, и Ролингс позаботится не подпустить меня к нему и на пушечный выстрел, по крайней мере пока. Я зло взглянула на Гранта:

— Сами говорили, что скажете. Не стоило мне из кожи лезть, лететь к вам с этой папкой.

— Да, — тихо сказал он. — Не стоило.

Голос Ролингса взметнулся снизу к нам: тот отводил душу, снимал стружку с юного констебля. Скоро будет здесь, слюною брызжущий и в выраженьях резкий. Так что сейчас или никогда.

— Не передумаете? — спросила я. — А то, может статься, у меня завалялось еще что-то очень важное!

— Не искушайте судьбу, Ханна, — сказал Грант, и на его лице появилась знакомая гримаска — губы поджал, расправил.

Что это? Неужели я начинаю к нему привыкать? Подмечаю его манеры. Такое смешное лицо делалось у него, когда он обдумывал, что сказать.

— Это швейцар. Он, кажется, слышал, как кто-то примерно в половине первого ночи поднимался по лестнице.

— И?..

— Значит, можно точнее определить время, когда наступила смерть.

Так, минуточку, повременим с сенсацией:

— Но кто именно — не видел?

— Он видел, как кто-то выскользнул через черный вход, только и всего. Описать не может. Со зрением плоховато.

Мгновение я пытливо смотрела на Гранта. Иногда это трудно ухватить. Полицейские очень похожи на политиков. Даже если говорят правду, умудряются при этом сохранять двусмысленное выражение.

— Ну а раньше? Он видел, чтобы кто-нибудь приходил?

— Нет. Правда, примерно в половине двенадцатого он выходил приготовить чай. И если Марчант сверху кнопкой открыл посетителю дверь, вполне мог не услыхать.

— М-да, — произнесла я в раздумье, — нечего сказать, свидетель что надо. Слепой и глухой. Какая жалость!

— Да уж. Впрочем, как знать, может, вы принесли мне что-то более стоящее?

Грант похлопал папкой по ладони. Глядите-ка! Ишь как заважничал, мерзавец!

— Спасибо за папку, Ханна, — сказал он, протягивая руку.

Я оставила ее висеть в воздухе на случай, если он не прочел моих мыслей.

Внизу у лестницы я прошла мимо Ролингса. Он был так доволен собой, что почти позабыл принять свирепый вид. Недобрый знак.

День из теплого превратился в жаркий — будет о чем поболтать погодным комментаторам. Снова скинув жакет, я зашагала к парковке. Возможно, я наивна, но вранье Гранта я не приняла близко к сердцу. Если Мейтер и в самом деле что-то видел, Грант вряд ли со мной поделится, пока они все не проверят. Правда, если положиться на Оливию, возможно, она сумеет раскопать адрес этого швейцара.

Я настолько терпеть не могу, когда разговаривают по мобильнику прямо на улице, что позвонила ей только из машины. Но из квартиры на Уигмор-стрит вещал автоответчик со старой просьбой оставлять сообщения им обоим. Я назвалась, подождала, но Оливия так трубки и не подняла.

Я прикрыла глаза. Опять напомнило о себе устойчивое недосыпание. Да уж: работа, как видно, досталась мне хлопотная. Три дня голодала в оздоровительном центре, три последующие ночи проторчала в казино, в концертном зале и в полицейском участке. Не удивительно, что все вижу как в тумане. Я отрыла из сумочки свой список подозреваемых, чтобы с его помощью снова расшевелить мозги. Раз нет факта взлома, значит, ищем того, кто достаточно хорошо знал Мориса Марчанта, чтобы тот его впустил. Если только у визитера или у визитерши не было своего ключа. Поскольку взгляды всех сходились на Оливии, я решила всерьез задуматься насчет нее. Тот факт, что она мне симпатична, роли не играет. Клиенты нередко оказываются убийцами, особенно привлекательные. Кажется, есть такое изречение — где красота, там погибель? А Марчант к этому времени уже стоил немало. Так что налицо явный мотив. С другой стороны, молодость за деньги не купишь. Этот брак с самого начала строился на том, что жене муж гораздо нужнее живой, чем мертвый. Мне вспомнилось лицо Олиеиив слезах. Трудно было сказать, кого ей жаль сильней — его или себя? Я решила отнестись к Оливии непредвзято — в отличие от полиции, которая, казалось, уже напрочь от такого подхода отказалась. Это подвигло меня искать альтернативу.

Увы, мне пришлось отмести мистера Рок-н-Ролла (даже мужчина таких выдающихся способностей, как Пит, не способен за одну ночь укокошить и публику, и хирурга). Вторым по значимости кандидатом был, пожалуй, папаша Рэнкин, глава упитанного семейства с групповых портретов. Но Майорка все-таки далековато, и потребуется время, чтобы узнать, там ли он теперь. С другой стороны, довольно определенно можно было сказать, что сеньора Гаварона прошлой ночью находилась в Милане. Так что оставались Белинда Бейлиол и Лола Марш. Но, насколько мне было известно, Лола в глаза не видала Мориса Марчанта, потому едва ли могла быть впущена к нему после приема, если только не договорилась о тайном свидании. Вместе с тем, Белинда, несмотря на свой строптивый характер, казалось бы, слишком умна, чтоб пойти на такое скверное дело в духе эдиповой мести. И все же, поскольку она обращалась с жалобой и поскольку я, как феминистка, должна придерживаться мнения, что женщина может быть не менее страшна, чем мужчина (вот тебе темка, Пит, для очередного хита), мне ничего не оставалось, как оставить ее имя в списке.

Электронные часы на приборном щитке показывали 4:80 после полудня. Я протерла глаза, присмотрелась. Стало 4:50. Ночной швейцар явно не единственный, у кого проблемы со зрением. Откинувшись на спинку сиденья, я уставилась на мир вокруг. В глазах было жарко и колко, все расплывалось.