Наиболее крупные масштабы политика красного террора в первую неделю его осуществления приобрела в Петрограде. Особую роль в разворачивании репрессии сыграла непримиримая позиция руководства Северной коммуны, в первую очередь Г.Е. Зиновьева и отдельных представителей коллегии Петроградской губчека, в том числе Н.К. Антипова. По известии об убийстве М.С. Урицкого, Г.Е. Зиновьев выступает на заседании Петросовета с предложением чрезвычайных мер по борьбе с контрреволюцией. «Отметив, что контрреволюция подняла голову, что вот уже второе убийство ответственного работника партии (первым убит Володарский), он заявил, что необходимо принять «соответственные меры». В числе таких мер он предложил разрешить всем рабочим расправляться с интеллигенцией по-своему, прямо на улице»[475].

Подобное предложение отчасти было вызвано тем, что за несколько дней до убийства М.С. Урицкого, 27 августа 1918 г., была совершена попытка покушения на самого Г.Е. Зиновьева. Еще раньше его кандидатура рассматривалась террористами наравне с В. Володарским и М.С. Урицким, как ближайшая цель для теракта. Учитывая это, 28 августа 1918 г. на собрании Петросовета была принята резолюция, в которой по поводу покушения на Г.Е. Зиновьева говорилось: «Если хоть волосок упадет с головы наших вождей, мы уничтожим тех белогвардейцев, которые находятся в наших руках, мы истребим поголовно вождей контрреволюции»[476]. Данная резолюция давала Г.Е. Зиновьеву право требовать беспощадного террора ко всем лицам буржуазного происхождения в случае повторения покушений на ответственных партийных и советских работников.

Только позиция остальных членов ЦК, работавших в Петрограде и присутствовавших на собрании 30 августа 1918 г., положила конец подобной инициативе Г.Е. Зиновьева, и он вышел с собрания, громко хлопнув дверью. Однако это был лишь временный выигрыш сторонников ограниченных репрессий в Петрограде, т. к. Г.Е. Зиновьев нашел поддержку у руководства Петроградской губчека. Позиции Зиновьева и других сторонников проведения массового красного террора были усилены сообщением о тяжелом ранении в Москве В.И. Ленина вечером 30 августа 1918 г.[477]

По получении первых известий из Москвы в городе было расстреляно за два дня 512 контрреволюционеров из ранее арестованных заложников[478]. Один из руководителей ПГЧК Н.К. Антипов, выступая на митинге в день похорон М.С. Урицкого 1 сентября 1918 г., заявил, что чекистами города уже задержано до 5 тыс. представителей буржуазии, а из большого числа заложников расстреляно несколько сот человек. В ближайшее время, по словам Н.К. Антипова, будет расстреляно в 3–10 раз большее количество известных в царское время деятелей[479]. Выступавший на том же митинге Г.Е. Зиновьев заявил: «Не время плакать. Пробил час раздавить гадину. После убийства тов. Володарского мы сдерживали массы от истребления наших врагов. Теперь мы скажем: Смерть буржуазии, смерть их слугам. Не будем повторять старых ошибок»[480]. С этой целью в последующие дни в Петрограде были произведены новые аресты. При этом аресты и обыски производились даже в помещениях отдельных профсоюзов. 14 сентября 1918 г. против подобных действий выступил Петроградский совет профсоюзных организаций, заявивший в исполком Петросовета о необходимости прекращения несанкционированных расстрелов граждан и обысков и арестов в помещениях профсоюзов[481]. Лишь отсутствие в городе новых покушений и сдержанно-негативная оценка действий Петроградской губчека в Москве привели к некоторому снижению количества казненных в период после 5 сентября 1918 г. Однако возможность усиления репрессий ЧК в 10 раз в случае новых покушений была подтверждена Н.К. Антиповым на заседании Петроградского исполкома 24 сентября 1918 г. под аплодисменты собравшихся[482].

Общее количество жертв красного террора в Петрограде к октябрю 1918 г. достигло почти 800 человек расстрелянных и 6229 арестованных[483]. Массовые расстрелы в городе преследовали цель запугивания населения и предотвращения новых террористических актов. Этому способствовала и публикация списков заложников Петроградской губчека в количестве 476 человек, которые должны были быть расстреляны в случае нового выступления контрреволюции[484]. По подсчетам петербургского историка А.В. Смолина, среди петроградских заложников числилось 13 правых эсеров, 5 великих князей, 2 члена Временного правительства и 407 бывших офицеров царской армии[485].

Первые репрессии красного террора коснулись также иностранных граждан, проживающих в Петрограде и в близлежащих губерниях. Иностранное подданство, как это указывалось ранее, не избавляло от возможных арестов органами ЧК и от включения в число заложников. Петроградская губчека совместно с ВЧК, получив известие об убийстве М.С. Урицкого и покушении на В.И. Ленина, совершила 31 августа 1918 г. вооруженный захват Английского посольства. Несмотря на оказанное сопротивление и попытки персонала посольства уничтожить компрометирующие материалы, чекистам удалось обнаружить ряд документов, свидетельствующих о подрывной деятельности дипломатов Великобритании в Советской России. В начале сентября 1918 г. в ответ на обнаруженную причастность к контрреволюционной деятельности в Петрограде было арестовано несколько сотен иностранных подданных. Эти меры представлялись тем более угрожающими, по мере того как советские органы власти стали обвинять англичан и французов в пособничестве террористам[486]. Народным комиссариатом иностранных дел было заявлено иностранным дипломатам в Москве, что граждане иностранного подданства подлежат «равной с российскими гражданами ответственности»[487]. Такая постановка вопроса вынудила иностранные представительства на ультимативное вмешательство во внутренние дела Советской России. Так, секретарь генерального консульства Германии в Петрограде Витте передал в чрезвычайную комиссию семь списков из 613 фамилий лиц, претендовавших на германское подданство, с требованием об освобождении[488]. К 15 сентября 1918 г. большинство из них было освобождено, за исключением лиц, прямо связанных с конкретной контрреволюционной деятельностью[489]. Две трети арестованных освобождены в течение трех дней, т. е. до 12 сентября 1918 г., и одна треть в ближайшее время за этой датой[490]. Всего надо было освободить, с учетом требований иностранных государств, до тысячи человек[491]. Количество увеличивалось за счет союзных Германии государств, в частности, по списку генерального консульства Украины необходимо было освободить 23 граждан этой страны, числившихся в опубликованных списках заложников[492]. Кроме Украины, списки на освобождения представили Государственный Совет Литвы, Грузинская Демократическая Республика, Польша и др. государства[493]. В пункте третьем выработанного к 16 сентября 1918 г. соглашения между ПГЧК (переговоры вел Иоселевич) и германским представителем говорилось: «Лиц, пользующихся германским покровительством недопустимо считать заложниками, ни расстреливать. Чрезвычайная комиссия полагает, что это относится только к тем лицам, против которых не выдвинуто определенных конкретных обвинений»[494]. Одновременно с требованием Германии ноту протеста Г. Е. Зиновьеву от союзных держав предъявил дуайен консульского корпуса Э. Одье. Эта попытка вмешательства во внутренние дела Советской России была оценена как «акт грубого вмешательства США во внутренние дела России»[495]. Поэтому освобождение союзнических английских и французских заложников продвигалось более медленными темпами. Часть заложников так и не дождались освобождения, т. к. их претензии на иностранное подданство часто не были обоснованы, а у государств Антанты не хватало средств для поддержания своих требовании об их освобождении[496]. Использование иностранных граждан в качестве заложников продолжалось в случае необходимости и после периода красного террора, правда, в меньших масштабах[497].