— Девственница — это круто, — сообщил один.

— Вообще-то я не девственница! — обиделась Маша, которую возмутило, что ее, в ее-то годы, можно принять за невинную барышню.

— Нет, девственница! — уперся второй. — Ты же никогда не занималась любовью как ведьма?

— Ну, смотря что ты имеешь в виду… — немного смутилась Маша.

— Я имею в виду то, что люди чувствуют секс по-другому.

— Да? — воодушевилась Маша и снова начала целоваться с близнецами, но вдруг передумала, так как к групповой любви не была готова ни в каком состоянии.

Ускользнув от братьев, она пошныряла по танцполу, где уже все высохло, поняла, что танцевать больше не хочет, поднялась на второй этаж и присела на диванчик, с которого открывался хороший вид. И почувствовала его. Это было не желание, это было безумие, и опять, опять она ощущала свободу, свободу делать то, что пожелает, свободу любить, наслаждаться своим телом, чужим телом, желание обнимать мужчину и не думать ни о чем — как ты выглядишь, что он думает, что будет завтра, о чем с ним говорить, чтобы произвести на него впечатление… Это был просто секс — секс ради секса, ради удовольствия, ради ничуть не душевной, а вовсе даже животной, чувственной близости… Она обернулась и встретилась с ним глазами — он сидел в темноте, но она все видела. Видела, что он ей нравится, что он — идеальный, что у него очень мужские руки в венах, что у него жилистые предплечья, от плеча до кисти — татуировки, и на шее тоже, и еще у него коварная улыбка, и острые зубы, и глаза с длинными ресницами… Она плохо понимала, как, собственно, они начали целоваться, куда он ее отвел, и она уже лежала на каком-то столе, а он держал ее за бедра, и ее тело двигалось вместе с ним, и это не было красиво, это было сексуально, и они были такие естественные, что Маша ощущала все движения его тела, каждый вздох, и она чувствовала себя раскованной, даже порочной, сумасшедшей — и это было то, чего она хотела всю жизнь, но не имела, потому что была ранее человеком.

Самое смешное, что он все-таки взял у нее телефон — прямо как обычный парень, и целовал ее потом — мягкими, нежными губами, и гладил сухими пальцами — от ключиц до колен, и эта была настоящая близость, хоть и без любви. Хоть и без имен. Имя, он, правда, потом сказал — Саша, и Маша даже ощущала к нему расположение — как к человеку, от которого ты не хочешь всего, который оказал тебе небольшую, но важную услугу — просто так, и тебе нечего от него требовать, и он не хочет, чтобы ты стала такой, какой он тебя рисовал…

Маша оделась, а когда застегивала ремень, поняла, что первый раз узнала, что такое настоящий секс.

Она изменилась — точно знала, что изменилась, и ей даже не надо было смотреться в зеркало, чтобы это заметить, — она понимала, какой у нее теперь взгляд, и ощущала какую-то невозможную женственность, свою женскую привлекательность, чары.

Маша спустилась вниз, отловила Веру, которая тут же принялась ее осматривать со всех сторон, и попросилась домой. Хватит на сегодня впечатлений.

— Мне так все это нравится! — воскликнула Маша, когда они вышли на воздух. — Это мое! Я всегда чувствовала, что мне чего-то не хватает, что я живу какой-то постылой, чужой жизнью! Я дома! Я с вами!

— Не обольщайся, — осадила ее Вера. — Сейчас все такие милые, такие приветливые, но они уже думают, что ты собой представляешь, как ты можешь им помешать…

— Ой… — поморщилась Маша. — Только не надо портить мне настроение!

— Я не порчу! Я просто тебя предупреждаю — чтобы не было опасных иллюзий. Мы же ведьмы, дорогая! Ни доверия, ни привязанности, ни искренней симпатии…

— А ты? — удивилась Маша. — Ты мне друг?

Конечно, вопрос звучал наивно, но как еще можно было спросить?

— Не знаю… — Вера пожала плечами. — Мы с тобой едва знакомы.

— Но почему ты мне сказала? — Маша всплеснула руками. — Ты же обо мне позаботилась!

Вера задумалась.

— В знак протеста, — выдала она наконец. — Надоело не вмешиваться. Понимаешь, тут вроде как все за себя — если у тебя что-то получилось лучше, чем у других, никто не станет делать вид, что любит тебя, что радуется твоим успехам. Зависть, типа, нормальное чувство. Тебя вечно стараются обогнать.

— Но у людей все то же самое!

— У людей есть чувство вины. Есть страх. Есть религия. Они боятся Ада. Ну, и все в таком духе… А нам чего бояться? Мы — часть людских страхов.

— То есть вас… в смысле, нас никто не может наказать? — спросила Маша.

— Может, — кивнула Вера. — Но для этого надо сделать нечто невообразимое. Пойти против своих. Бывают скандалы, разборки… Но мне, если честно, кажется, что это больше для того, чтобы со скуки не помереть.

— А весь этот конец света, и я, и Андрей — тоже от скуки? — насторожилась Маша.

— Непонятно, — вздохнула Вера. — Мутная история. Ладно, поехали, покажу тебе мой загородный дом.

— Ух ты! — оживилась Маша. — Загородный дом!

Это было здорово — ехать в ночь по шоссе. Мало машин, от черных деревьев пахнет сыростью и особенной, пряной летней свежестью, и где-то вдалеке горят костры, и висит луна, которая за городом кажется больше и ярче…

Они отъехали километров за сорок, после чего Вера свернула направо, машина запрыгала по неровной дороге, проскочила сквозь березовую рощу и совершенно неожиданно выехала к дому, который стоял прямо в лесу. Мало того, что в лесу, еще и на обрыве, который возвышался над излучиной реки. Красота была упоительная — ели, дубы, березы, кустарник, на другом берегу, в отдалении — деревня, храм возвышается, и над всем этим нависает здоровенный каменный дом, который только в Голливуде снимать — прямо-таки «Призрак дома на холме»… Они вышли из машины, и Маше вдруг стало так хорошо, словно она из кругосветного путешествия вернулась домой. Вблизи особняк не был страшным — наоборот, он манил, и от него веяло каким-то английским уютом — как из детективов Агаты Кристи или сказок о Гарри Поттере.

— Добро пожаловать в настоящую колдовскую усадьбу! — торжественно объявила Вера, открыв дверь.

Маша вошла и тут же отшатнулась, громко воскликнув:

— О боже! Вера! Надо позвонить в милицию!

— Зачем? — Вера на всякий случай отошла от нее подальше и взглянула на нее с подозрением.

— Но… — Маша обвела рукой помещение. — Кажется, тебя ограбили…

Они стояли на пороге очень большой комнаты с темными балками на потолке, с высокими французскими окнами, из которых открывался вид на пруд — судя по всему, искусственный; с двумя каминами и множеством заманчивых диванчиков, на которых валялись шкуры, пледы и подушки. Но только весь этот уютный интерьер выглядел так, словно здесь проводила обыск бригада бойцов «Альфа».

— А! — рассмеялась Вера. — Ты это имеешь в виду… Это просто творческий беспорядок.

— Творческий беспорядок? — поморщилась Маша. — Вер, да тут, наверное, змеи ползают… Ядовитые.