«Родители Али просят с ними связаться». И номер мобильного.

В голове Аси засигналила «красная тревога», как сказала бы Кинга. Но почему? Ведь девочек по имени Аля в Польше наверняка тысяч сто, а их родителей – в два раза больше…

Журналистка не знала почему, но в тот же момент вскочила на ноги, вышла в спальню и, сжимая телефон вспотевшей вдруг рукой, принялась нажимать цифры указанного номера.

После первого же гудка – словно звонка давно ждали – ответил мужчина. Он осторожно проговорил:

– Алло, слушаю?

– У аппарата Иоанна Решка. Автор статьи в сегодняшних «Скандалах». С кем я разговариваю?

– Вы можете говорить? Так, чтобы никто нас не слышал и не записывал?

Этот тихий, подчеркнуто сдержанный, исполненный подозрительности голос заставил Асю похолодеть – и в то же время ее сердце забилось быстрее. Инстинкт журналистки подсказывал ей, упрямо подсказывал: сейчас что-то произойдет…

– Это мой личный телефон. Я одна в спальне своего дома. Меня никто не подслушивает и уж наверняка никто не записывает.

«Что касается записи, то в этом я сама спец», – мысленно добавила она.

Услышав следующие слова мужчины, она вынуждена была сесть: ноги вдруг перестали слушаться ее.

– Видите ли, мы с женой восьмого июля нашли в лесу возле Быдгоща новорожденную девочку. Она была завернута в пеленки и присыпана листьями. Собственно говоря, нашла ее Дора, наша колли. Было это утром, мы ехали на пикник и остановились у леса, припарковали машину и выпустили собаку побегать. Видим – Дора мчится в лес и лает как бешеная. Мы за ней, а убежала она далеко… Наконец догнали, смотрим, она разрыла носом листья, а оттуда кто-то тихонько плачет – точно котенок! Жена хватается за сердце, я начинаю копать. И тут вижу…

Мужчина умолк, сделал глубокий вдох. Молчала и Ася, застыв с прижатым к уху мобильником.

Наконец мужчина откашлялся, и к нему вернулся дар речи.

– Думаю, это и есть Алюся из вашей статьи. Мы стали о ней заботиться как о собственной дочери: сами-то мы детей иметь не можем, хотя очень хотели, и… понимаете, мы никому не говорили, что она у нас найденыш. Что это за мать, которая закапывает малютку в лесу? – так мы подумали, когда нашли Аню, ведь мы назвали ее Аней… Заберут ее у нас, отдадут в приют или, что еще хуже, вернут ужасной матери – вот как мы думали. Потому никому и не признались, что это не родной наш ребенок. Мы переехали на другой конец Польши, чтобы никто из соседей не болтал лишнего, и здесь-то уже все знают, что Аня – наша дочка. И, понимаете, нам лучше было бы не признаваться, ведь скрывать ребенка – преступление; но жена сегодня купила газету, прочитала об этой Кинге и мы оба расплакались: как же так, женщина в таком состоянии – и никто ей не помогает, ни родители, ни муж! Выходит, она от мафии убегала – разумеется, никакой мафии не было, но ведь в ее голове она была – воображение и не такие штуки выкидывать умеет! И мы подумали: что скажет наша Аня, она же Аля, если когда-нибудь обо всем узнает? Она спросит, почему мы не рассказали о ней ее маме, которая так ужасно страдает и обвиняет себя в ее смерти… Понимаете? – Мужчина запнулся.

Ася зажала рот кулаком, чтобы не зарыдать: рыдания раздирали ей грудь. Где-то на заднем плане слышалось, как женщина успокаивает маленького ребенка; Асе не верилось, что этот ребенок – дочь Кинги! Она даже боялась поверить в такое счастье: вдруг оно окажется иллюзией и эта иллюзия лопнет, как мыльный пузырь…

– Да. Понимаю, – наконец выдавила из себя она.

– Мы не хотим огласки. Нам не нужны никакие судебные процессы, понимаете? Я знаю, что данные об информаторах журналистов охраняются законом. Вы не имеете права разглашать, откуда вы получили информацию, не так ли?

– Я не стану разглашать.

– Тогда, может быть, давайте встретимся вдвоем – вы и я? А с матерью Ани, Кингой, наверное, потом… Нам еще… нужно подготовиться… ну, вы понимаете. Но если подтвердится, что Аня и есть Аля… тогда мы подумаем вместе, как будет лучше для малышки. Ведь самое главное – чтобы для нее все закончилось хорошо, не так ли? Мы не хотим причинять ей вред. Она уже однажды осталась в лесу одна… засыпанная листьями… Понимаете?

Ася понимала каждое слово – и сказанное дрожащим голосом, и несказанное. Каждое слово отца, больше жизни любящего своего ребенка – ребенка, которого у него могут отнять. И Кинга тоже поймет – в этом Ася была уверена.

– Давайте встретимся, – неторопливо проговорила она, поразмыслив. – У меня есть фотография Али Круль. – «Я стащила ее у родителей Кинги, когда была кратковременной гостьей в их доме», – мысленно добавила она. – Если окажется, что это та самая девочка, хоть я и так в этом не сомневаюсь, то в следующий раз мы встретимся уже вчетвером: вы с супругой, Кинга и я. А если считать ребенка, то даже впятером. – Посвящать в дело Чарека Ася не собиралась: право на решение принадлежало Кинге, и только ей.

И она договорилась с паном Станиславом о встрече в небольшом придорожном трактире «Крестьянская еда» где-то на юго-востоке Польши.

Если она сядет в машину прямо сейчас, то через шесть часов будет уже там. А если поторопится – то и скорее. А она-то уж поторопится, будет нестись как дьявол: она ведь уже дождаться не может этой встречи! Интересно, какое выражение лица будет у Кинги, когда она узнает, что Иоанна Решка нашла ее чудом спасенную дочку?

Впрочем, надо было еще найти саму Кингу.

Это задание придется поручить Чареку.

– Послушай, у меня срочная встреча, я убегаю, – на бегу бросила она, хватая свои вещи. – А ты ищи Кингу. Найми спасателя с собакой – знаешь, есть такие собаки, которые находят людей под завалами, – и прочешите заброшенные сады. Кинга в этой своей норе может наделать глупостей… ну, ты понимаешь, каких именно.

Она могла и не говорить этого. Чарек прекрасно знал, что женщина с такой хрупкой психикой, как Кинга, после очередного предательства и травли может пытаться покончить с собой. На этот раз результативно.

Свернувшись в клубок на драном матраце в своей норе, накрывшись старыми шубами, она на какое-то мгновение почувствовала себя в безопасности. Здесь ее так быстро не найдут. Здесь она отдохнет, соберется с силами, чтобы покончить с собой. Ведь ее никогда не оставят в покое. Еще вчера у нее была надежда – надежда на новую жизнь; но сегодня она поняла, что люди – все без исключения: родители, друзья, Ася, Чарек, – не знают жалости. Они могут притворяться милосердными (о да, особенно Ася превосходно изображала заботу и сострадание), но лишь для того, чтобы еще глубже втоптать в грязь того, кто им доверится.

Мир одичал. И Кинга больше не хотела жить в этом мире. Ни минуты.

Она поспит несколько часов: быть может, ей в последний раз приснится Алюся. Там, куда Кинга попадет после смерти, она не встретит своей доченьки, о нет. Для детоубийц предназначен самый низший круг ада…

Женщина закрыла глаза, обхватила себя руками и погрузилась в тревожный сон, исполненный бредовых видений. Бутылка водки, несколько упаковок снотворного и коробка лезвий спокойно ждали своей очереди…