Сгорая от стыда, готова убить его за этот вопрос. Хотя вообще-то, положа руку на сердце, знаю, что откровенность мне безумно нравится в нем. Антон с готовностью сдергивает трусы. Как же жаль, что темно! Но в следующий раз, обещаю сама себе, я смогу рассматривать его столько, сколько захочу. Сейчас же, чтобы не передумать, перекидываю распущенные волосы на одно плечо и наклоняюсь туда, к его бедрам, где член стоит практически вертикально. Рукой пробегаюсь вдоль плоти, трогаю большим пальцем крупную влажную головку. Спешу. Тыкаюсь губами в теплую шелковистую плоть. Успеваю уловить терпкий мужской запах. Успеваю понять, что мне он приятен. И языком обвожу головку. Он стонет. Не двигается. Облизываю его, снизу-вверх, как леденец на палочке. Терпит некоторое время. Молча. А я не знаю, что дальше? Как? Это просто — трогать языком. Мне самой так хотелось. Но, судя по тому, как он затаил дыхание, он ждет продолжения. А я это продолжение не могу придумать! Расстраиваюсь. И когда уже решаюсь прекратить то, что не имело смысла начинать с моим нулевым опытом, на мою нижнюю челюсть ложатся сильные пальцы. Зажмуриваюсь.

— Открой рот… — не приказ, скорее просьба, с надрывом, с придыханием даже. — Шире.

Видит он в темноте, что ли? Но, наверное, и я, как кошка, вижу тоже. Потому что понимаю, что член его приближается и дальше чувствую, как он давит на челюсть пальцами… и втискивается в рот. Заполняет все пространство внутри. И… легко двигается, подаваясь бедрами ко мне! О, Боже! В первую секунду пытаюсь оттолкнуть, уперевшись ладонями в пресс, но потом вдруг доходит, что это не больно, а дышать можно через нос. Паника исчезает. И он это чувствует. И толкается немного глубже.

Пошлые влажные звуки. Это я. И член, орудующий у меня во рту. По подбородку стекает слюна. Это тоже, наверное, пошло. Но… меня очень волнуют его яростно сжимающиеся ягодичные мышцы, в которые я впиваюсь ногтями. А еще волнует тот факт, что в трусиках у меня становится очень влажно…

Антон

— Ти-ише…

Хотя я сам же виноват! Уже практически потеряв контроль над своим телом, толкнулся глубже, и она прикусила до боли чувствительную сейчас разгоряченную головку.

Тяну ее за руку на себя, поднимая с колен. Укладываю на спину. Быстро стягиваю одежду. На долгие ласки я сейчас не способен. Поздно. Сил нет, как внутрь моей девочки хочется! Пальцами раскрываю ее, трогаю складочки. Жаль темно в комнате. Посмотреть на неё хочу. Она очень скользкая и влажная. Понравилось, значит. Еще и сама не понимаешь, милая, что тебе понравится всё, что я смогу тебе дать, так, как я хочу с тобой спать, несмотря на то, что ты вся такая ванильная у меня девочка! И это просто чудо какое-то, что ты мне досталась… В точности такая, какая мне нужна…

Подаётся бедрами, прогибается, волосы на белой наволочке разметались шелковым покрывалом. Грудь тяжелая, налитая, моя рука на ней очень гармонично смотрится. Настолько, что убрать не могу — сжимаю, наполняю нежной плотью пригоршню. Пощипываю сосочек, второй рукой раздвигая складочки и впиваясь губами в сладкую плоть. Стонет протяжно, долго. Взрывает мой мозг. А заодно и выдержку. Покружив языком вокруг клитора, поймав, зафиксировав в голове предоргазменную дрожь её бёдер, подтягиваю ближе к себе, вжимаюсь головкой в узкую щелочку. Дергается навстречу… Замираю, пытаясь не кончить от одного этого ощущения — как колечко её внутренних мышц ритмично сжимает мой член. Нужно срочно подумать о чем-то отвлеченном…

— Ещё… А-антон…

Шепчет Агния, снося мою выдержку напрочь. Ещё? Подтягиваю её ещё выше… Ставлю одну ступню себе на плечо. И, да-а, это ещё глубже, моя девочка… Теперь она стонет от каждого моего сильного глубокого толчка.

И этого достаточно для меня. Этого чересчур много даже. Только рта её не хватает. Отпускаю ногу, ложусь сверху, целую уже не отвечающие мне губы и чувствуя её сокращения, едва успеваю выйти и кончить на животик.

… — Почему ты всё время говоришь, что ты старый?

Мало того, что мешает мне руками — не позволяет касаться "пока мы не поговорим", так ещё и вопрос этот надоевший.

— Мне 40 скоро, тебе 24. Конечно, я старый, — разжевываю ей, как ребенку.

— Мне через неделю 25, а тебе еще целый месяц будет 39! — заявляет она.

— И что это меняет? Подумай, представь… Через каких-то семь лет я буду так же стар, как твой дядя Юра сейчас. Однако его ты не воспринимаешь, как возможного мужа или любовника.

— Антон! — с обидой толкает кулаком в плечо. — Ты и он это совсем разное! Это нельзя сравнивать! Он же был мужем моей мамы! Я его помню в те годы, когда ещё в школе училась. И я не считаю его старым… Хотя нет, если честно, считаю… Но… Ты видел его?

— Нет. Не видел.

— Просто ты… ты молодо очень выглядишь. Ты тренированный, мускулистый, сильный. Он другой…

— Во-от значит, что тебе во мне нравится! Только красивое тело и все! — играю я в обиженку, но она знает правила этой игры. Подхватывается с моего плеча и… неожиданно усаживается на меня сверху! Эт-то что за самоуправство! Хотя, нет-нет, оставайся так! Так мы ещё не пробовали…

— Да-а, — тянет мечтательно, скользя ладошками по плечам и груди. — У тебя самое красивое тело на свете.

А потом шепотом добавляет:

— Я его люблю…

От неожиданности забываю о том, что собирался её подвинуть ниже, на бедра к себе. Замираю, обдумывая это заявление. Она прерывается, словно хочет договорить, словно это ещё не все. Помогаю ей:

— Только мое тело любишь?

— Нет. Не только. Я тебя всего люблю. И мне все равно, сколько тебе лет.

И мне от этой её фразы орать хочется! Раскинуть руки в стороны и в небо: "А-а-а!" Или… схватить её, закружить по комнате, так, чтобы пищала от восторга и радости! Но Алик в соседней комнате, Свят неподалёку… Условности какие-то, что-то между мной и ею, между мной и моим счастьем… нет-нет, не между нами, между желанием и возможностью выразить, что внутри!

А между мной и ею ничего не стоит! И я не позволю, чтобы стояло. Пока думаю обо всем этом, дебильно улыбаясь в темноте, не замечаю, что Агния напряженно ждет чего-то. Я что-то сказать должен… Должен или нет? Туплю от счастья…

— Ты недоволен, что я это сказала? — спрашивает обиженно.

А! Точно!

— Доволен! — притягиваю поближе, сжимаю в объятиях, целую лоб, волосы. — Я очень-очень доволен! Я так доволен, что дар речи потерял.

Вздыхает. Но облегчения и радости не слышу в этом вздохе.

— Ты чего, девочка моя? Что я не так… Идиот! — доходит наконец-то. — Глупая моя девочка, ты что, думаешь, что тебя можно не любить? Да я без ума от тебя просто! Я без тебя… дышать не могу! Счастье моё… Люблю…

Захар

Лежу. Размышляю. Судя по утреннему сумраку, еще семи нет. Иначе бы Вероника или Елена Константиновна явились уже.