— Это была всего лишь роль, одна из многих. Даже я увидел их далеко не все, а ведь мастер наставляет меня со времен рабства на Жемчужном острове.

Харлол хотел как-то прокомментировать услышанное, однако мысли Льешо, должно быть, отразились на его лице, а потому погонщик лишь спросил:

— Что же произошло дальше?

Льешо пожал плечами.

— Мой первый бой на арене стал и последним, — ответил он, продолжая рассказ с того самого места, на котором остановился. — Жемчужная ферма разорилась, а у господина Чинши оказались немалые карточные долги. Хабиба сумел продать некоторых из нас госпоже Сьен Ма, остальные же отправились кто куда. Случилось так, что от руки Хабибы погиб его друг Медон — напрасная жертва, принесенная ради прекращения войны.

Ее сиятельство не держала рабов. Попав к ней, мы превратились в свободных воинов. Госпожа собрала моих друзей и учителей, а в качестве главной над нами поставила Каду. Так что когда напал мастер Марко, мы были полностью готовы к отражению атаки. Сьен Ма преподнесла мне те дары, которые ты уже видел — короткое копье и нефритовую чашу, — и перевела весь свой немалый двор к отцу, в провинцию Тысячи Озер. Наш маленький отряд убежал в столицу. А входили в него я, Хмиши, Льинг, Бикси и Каду — двоих последних ты еще не видел. По пути нам пришлось повидать драконов и целителей, богов и медведей. Не раз пришлось обнажать меч. Льек умер дважды; нет и мастера Якса. Придя в столицу, мы приняли сражение прямо на улице и покончили с процветавшей в Шане торговлей рабами, а также обнаружили, что мастер Марко действует заодно с гарнами, правда, я не могу понять зачем.

Льешо растерянно пожал плечами.

— Я не очень разбирался со всей этой «интригой», однако все в ней указывает в направлении Фибии. В Шане мне преподнесли и подарки, и еще две жемчужины. Все это я должен отдать Богине, поскольку она потеряла свои сокровища. А чтобы сделать это, я обязательно должен вернуться в Фибию и сезободить ее. Вот так замыкается круг.

Льешо не упомянул о Полуночной Нити — украденном с небес ожерелье из черных жемчужин. Это ожерелье предстояло возвратить Великой Богине, чтобы на небеса вернулась ночь. Доверить пустыннику такую тайну принц не мог.

— Ты прожил такую короткую жизнь, а повидал куда больше битв и интриг, чем те старики, которые, сидя где-нибудь в прохладе, годами пережевывают давние истории. — Этим коротким комментарием Харлол выразил собственное отношение к рассказу, а потом, с минуту подумав, спросил: — Так мы поэтому сидим здесь, в жаре и пыли, и ждем, во что превратится приближающееся облако — обернется ли оно другом или врагом?

— Другом, непременно другом, — широко зевнул Льешо. Рассказав всего лишь часть своей истории, он очень утомился — и в то же время почувствовал явное облегчение.

— Если ты закончил рассказ, то советую поспать, — заметил Харлол, — сон заметно сокращает ожидание.

С этими словами он подоткнул под собственный бок край палатки, чтобы он не развевался на ветру, и тут же уснул.

Сон манил, но страшная жара мешала дышать, а мысль о приближающемся отряде все-таки держала в напряжении. Нет, он не несет зла; это вовсе не мастер Марко, а разум, с которым он уже встречался раньше и структуру которого понимал.

Харлол захрапел.

Льешо толкнул соседа ногой, однако тот лишь поглубже зарылся в продавленное в песке углубление. Льешо толкнул сильнее, и храп перешел в негромкое рычание, но не затих. Сам собой возникал вопрос, как надеется выжить странствующий воин, если он спит словно мертвый, только куда более шумно.

Льешо поднял ногу, чтобы ударить посильнее.

Стремительно, словно ядовитая змея, Харлол схватил принца за лодыжку.

— Спи давай.

— Не могу. Слишком жарко, и ты храпишь.

— Сегодняшний день будет долгим, — простонал Харлол. — Ну ладно. Засыпай первым, и тогда ты не услышишь мой храп.

— Я рассказал тебе свою историю. — Льешо обиженно нахмурился. Он чувствовал себя глупцом: зачем было так откровенничать? Кроме того, теснота палатки начинала всерьез действовать на нервы. — Теперь объясни мне, кто ты такой на самом деле, пустынник. Об этом можно говорить, или это тайна за семью замками?

— Ты так и не дашь мне поспать?

Льешо решительно покачал головой.

— У меня накопилась масса вопросов, но главный из них — кто такие пустынники.

Харлол приподнялся на локте. Он вовсе не выглядел сонным, так что Льешо решил, что храп был лишь уловкой, попыткой избежать расспросов.

— Пустынник — это воин-монах, посвященный духам пустыни. Мы не выбираем судьбу; с момента рождения нас отдают Динхе. Те, кто выдерживает суровое обучение, испытание жаждой, огнем и одиночеством, становятся посредниками между толкователями снов и внешним миром — глазами и ушами отшельников. Мы идем туда, куда ведет ветер. Когда судьба заставляет следовать по пути караванов, нанимаемся на работу. Иногда же просто бродяжничаем, в точности так, как рассказывают легенды, — разыскивая затерянные в пустыне оазисы. Пустынники — защитники Акенбада. Но действуем мы исключительно по воле Динхи.

— А Кагар тоже относится к пустынникам?

— Нет, — рассмеялся Харлол. — Кагар — вовсе не пустынница. Зато она моя двоюродная сестра; ее отец — брат моей матери. Мы с ней очень дружны, и я бережно, до самого возвращения домой, хранил секрет. Однако надо признать, что порою девчонка страшно действует на нервы.

— В этом вы с ней очень похожи, — пробурчал про себя Льешо, затем спросил: — Зачем ты напал на Адара?

— Динха приказала мне любой ценой защищать принца снов. — Харлол подкрепил ответ характерным для ташеков пожатием плеч — его не волновало, что в принятой им позе движение выглядело не слишком изящным. — Вы же ничем не выдавали свое королевское происхождение, равно как и родственные узы. А Адар вовсе не похож на тех принцев, которых мне доводилось встречать раньше. Увидев, как он выполняет Путь Богини, я понял, что этот парень, если захочет, сможет разрушить все наши планы: вдруг ему взбредет в голову сразиться в Дарнэге с Баларом? Мне хотелось всего лишь испытать его, ну, может быть, ранить, чтобы он не мог продолжать путь. Убить я был готов только того, кто стал бы угрожать тебе.

Льешо очень не хотелось допускать в душу дружеские чувства к этому человеку. И все же подозрительность рассеивалась. Выяснилось, что у них с Харлолом немало общего — почти ровесники, оба подчинили свою жизнь велению богов. Если бы Льешо с самого начала проявлял больше внимания, он непременно заметил бы это — как, несомненно, заметил Шу. Однако, даже несмотря на специальную подготовку, Харлол оказался куда менее закаленным в боях, чем юный принц. Он ведь был монахом и большую часть жизни провел в одиноких странствиях по пустыне или караванных переходах; чтобы попасть сюда, ему не пришлось преодолеть тысячи ли и вступить в великое множество сражений. Именно поэтому Шу не убил его даже после того, как во время поединка перешел от молитвенных фигур к боевым.