— И неотразимый красавец, — добавил с легкой иронией доктор, глядя на смущенную вконец девушку. — Он пленил ваше сердечко?

Девушка подняла на него взор.

— Теперь уж и не знаю, поскольку вчера почему-то грешила и на него, да простит меня Господь.

— Как я понимаю, вы ошиблись, — заключил доктор. — Значит, шантажист так и не появился?

— Сама не могу понять, милый доктор, помогите разобраться. Все это так странно.

— Я слушаю вас, не волнуйтесь, излагайте все по порядку.

— Мы были на выставке довольно долго, — сказала задумчиво Екатерина Борисовна, — я все ждала, что кто-то заговорит со мной. И в какой-то момент мне показалось, что один из посетителей, смешной высокий старик с короткой рыжей бородой все время не выпускает меня из виду… На его левой щеке я заметила довольно значительную родинку. Потом он будто исчез… Я устала и присела в кресло у самой стены в уголочке… Вдруг чувствую — подол моей юбки шевелится, наклонилась — а там, у моих ног сидит огромная серая крыса с какой-то трубочкой в зубах… Я едва успела испугаться, как крыса рывком вспрыгнула ко мне на колени, выпустила из пасти трубочку и юркнула под кресло… Все произошло так быстро, что я не успела закричать.

— Вы храбрая девушка, Екатерина Борисовна, — поощрил ее доктор. — А что дальше?

— С чувством омерзения я взяла трубочку, чтобы сбросить с юбки, но тут поняла, что это свернутая бумага. Я развернула ее и прочла: «Если вам дорога ваша честь, купите у лотошника коробку ландрина».

— Откуда там взялся лоточник? — недоуменно спросил доктор.

— У входа стоял мужик, сутулый, бритоголовый, с противным кривым носом… Я к нему подошла и купила коробку ландрина.

— И это все? — разочарованно протянул доктор.

Екатерина Борисовна улыбнулась.

— Самое удивительное, доктор, что дома, оставшись одна, я открыла коробку, и как вы думаете, что я в ней обнаружила?

Доктор молчал.

— Негатив мерзкого фотомонтажа! — громким шепотом воскликнула Екатерина Борисовна и потянула руку к померанцевому деревцу.

Ермолай Егорович и Прасковья Семеновна о чем-то говорили в гостиной, временами посматривая на молодых людей.

— Ну, слава Богу, — вздохнул доктор, — нет негатива, нет и опасности… Но кто же ваш таинственный доброжелатель?

— Это меня интересует во вторую очередь, — Екатерина Борисовна явно не теряла самообладания, — сейчас я боюсь выпустить из рук этот негатив. А вдруг им кто-нибудь завладеет? Поэтому и прошу вас, достаньте мне серной кислоты. Я хочу его навсегда уничтожить. Вместе со снимком.

— Гораздо легче его разломать, снимок порвать и все незаметно бросить в канализацию, — сказал смущенно доктор.

Он встал с кресла, поклонился Екатерине Борисовне. Девушка вздохнула и направилась к выходу из сада.

— Клим Кириллович меня тревожит еще кое-что.

А в это самое время в квартире Муромцевых заканчивался поздний завтрак.

— Дорогой, ты нам так и не успел ничего рассказать о своей поездке. — Елизавета Викентьевна поставила перед супругом стакан с горячим душистым чаем.

Профессор хмуро посмотрел на дочерей и пробормотал:

— Так вы ж вчера обрушили на меня столько умопомрачительных известий, что я и забыл, что ездил в Европу.

— Ты не думай, папочка, так уж получилось, нечаянно, — повинилась Мура.

— Да-да, папочка, — Брунгильда передала отцу хрустальную, в серебряной оправе, сахарницу, — скажи, удалось ли тебе увидеть кого-нибудь из нобелевских лауреатов?

Взгляд профессора потеплел.

— Да, милые мои, в Мюнхенском университете встретился я с самим Рентгеном! А в Берлинском с герром Фишером. Но самая перспективная тема, которой сейчас заняты буквально все химики и физики, — радиоактивность. Перед радием открытие Рентгена блекнет. — Николай Николаевич увлеченно размешивал сахар в стакане. — Профессор Лондонского университета Уильям Рамзай наблюдал радиоактивный распад радия и радона с образованием гелия, он впервые попытался осуществить искусственные превращения элементов под воздействием альфа-частиц… Во Франции, куда я, к сожалению, не добрался, Мария Склодовская-Кюри — та, что пять лет назад открыла радий и полоний, — недавно получила соли радия и измерила их атомную массу… Сейчас Склодовская-Кюри пытается получить твердый радий…

— Значит, твердого радия в природе еще нет, — заключила Елизавета Викентьевна.

— Разумеется, — ответил профессор, — вот почему я так рассердился, услышав, что кто-то здесь, в России, хочет продать мне радий.

— Папочка, а если в Европе, в какой-нибудь закрытой военной лаборатории твердый радий уже получили и держат свое открытие в секрете? — спросила осторожно Мура.

— Теоретически возможно, — не стал спорить профессор, — например, в той же Англии… Но тогда следует признать, что военное ведомство Великобритании торгует радием из-под полы, на черном рынке… Дорогая, мой чай остыл, — он протянул супруге полупустой стакан. — Нельзя ли горячего?

— А если радий украли в английской лаборатории и привезли в Россию, чтобы продать? — продолжала допытываться его младшая дочь.

— Так мог поступить только совершенно неискушенный в научных проблемах человек, — резко ответил профессор. — Твердый радий должен стоить безумно дорого.

— Так ты думаешь, что над Ипполитом Сергеевичем кто-то подшутил? — очнулась Брунгильда. — Жаль… А я думала, тебя обрадует это известие.

— Я бы с удовольствием поработал с радием, — признался Николай Николаевич, — да где же его взять?

В этот момент в квартире раздался звонок. Поставив на стол молочник, горничная Глаша отправилась открывать дверь. И через минуту на пороге возник Ипполит Прынцаев. Обеими руками он прижимал к груди обтрепанный, деформированный портфель. Взгляд профессорского ассистента казался стеклянным.

— А, драгоценный Ипполит Сергеевич! — поднялся из-за стола профессор и пошел навстречу своему верному университетскому помощнику. — Вовремя заглянули, присаживайтесь, отчитывайтесь.

Не выпуская портфеля из рук, Прынцаев обменялся с профессором рукопожатием, обвел невидящим взглядом приветливо улыбающихся женщин и присел на краешек стула.

— Вы здоровы, Ипполит Сергеевич?

Елизавета Викентьевна кивнула Глаше, чтобы та принесла еще один столовый прибор, тарелку, чашку для неожиданного гостя.

— Благодарю вас, — прохрипел вцепившийся в свой портфель Прынцаев.

— Как дела в лаборатории? Все ли в надлежащем порядке? — бодро произнес Муромцев.

— В лаборатории все благополучно. — Прынцаев уставился на носки своих штиблет, выглядывавшие из-под узких брючин. — Вся отчетность дожидается вас, Николай Николаевич, в вашем университетском кабинете.