– Да. У них страшный бардак. Учёт заключённых поставлен из рук вон плохо. Мне удалось прокрасться в санитарный блок, когда меняли спрей-комбинезоны. Протей сгорел, и рунархи решили, что его пилот погиб вместе с кораблём. С тех пор я живу в лагере.

Сверкание снегов пошло на убыль. Зелёная водоросль гасила свечение, и на сугробы можно было смотреть не щурясь и не прикрывая глаза ладонями.

– Андрей Перевал, значит… – задумчиво сказала Асмика, сбрасывая с плеч рюкзак. Сито в её руках щёлкнуло и зашипело, активизируясь. – Враг номер один в списках Лионессе.

– Убери сито, – посоветовал я. – Ты опасно его держишь. Что ты хочешь делать?

– Делать? – она неуверенно положила сито в снег. – Я хочу пособирать «блажи». Будет странно выглядеть, если мы оба сожжем плантации и ничего не добудем. – Асмика достала из рюкзака буй и надула его.

– Ты обещала, что расскажешь о Морском Оке.

– Да, обещала. К сожалению, я знаю немного. Его превосходительство Рыбаков говорил, что у него есть версия, объясняющая всё.

– И что это за версия?

– Не знаю.

– Негусто. Ты можешь принять облик Визионера?

– Могу. И мы сейчас попробуем. Быть может, он расскажет что-нибудь интересное.

Наш заговор оказался удачен. Никогда ещё люди не задействовали такие силы и способности, чтобы причинить себе вред. Велиаджассен постиг логику руководства лагеря. Асмика поочерёдно влезла в их шкуры. Модифицированная интуиция Торнади с удивительной точностью предугадала реакцию десятников. Тех, чьи действия нас не устраивали, Том II подтолкнул в нужном направлении.

На следующий день никто из нас не успел даже установить сигнальные буи. С неба спустились ангелы в снежном оперении и утащили нас к облакам.

Не стану лгать: небеса нам не светили.

Временами я думаю: а изменилось бы что-нибудь, высадись я на Лангедок весной? Спасти разведчика во время праздника Искомой Звери было бы проще. На Лангедок приезжают охотиться и офицеры флота, и лагерное начальство. Космическое пространство остаётся почти неохраняемым.

Всего есть несколько охотничьих площадок. Мы подгадали так, чтобы попасть на самую маленькую. Среди флотских офицеров могли оказаться братья Без Ножен, а драться с ними не хотелось.

Рунархи в серебристой броне гравиподвески проводили нас на тюремный катер. К нам они относились с уважением.

Загонщик на Дикой Охоте – это почётно.

Кто-то сунул мне металлический колпачок от термоса с чем-то дымящимся. Я принюхался: пахло вином и корицей.

– Ваше здоровье, души потерянные.

Вино оказалось вкусным. Саботажников не кормят, поэтому со вчерашнего дня в желудке было пусто. Хмель ударил в голову.

– Твоё здоровье, изгой, – старательно выговорил чернявый обер-стрелок и вновь наполнил мой стакан.

– Кто ещё хочет? – Он повернулся к заключённым со стаканом в руке. Каторжники смотрели с ненавистью. Охранник пожал плечами и повернулся ко мне.

– Они не будут. За процветание Земли и Тевайза.

Мы чокнулись. Я облизнул губы и поставил стаканчик на столик. Охранник протянул мне брикет прессованного зерна, опутанного тонкими бледными нитями грибницы. На поверхности хлебца они сплетались в плотный розоватый ковёр – словно плёнка на шляпке шампиньона. Я взял бутерброд и деликатно его надкусил. Ну и дрянь. Пророщенное зерно с сырыми грибами.

– Сухой паёк, – словно извиняясь, пояснил чернявый. – Ночью срок годности вышел. Я-то есть боюсь, а тебе сойдёт. Ты после пластика и не такое слопаешь.

Есть хотелось безумно. Просроченный, нет – вряд ли солдатская пища в полночь превращается в яд. Это же не платье Золушки. Кто-то сунул мне очищенную репку в пластиковом пакете и тюбик, украшенный замысловатыми рунами.

Пластик рвался с трудом. В памяти всплыло полузабытое:

«…Суточный рацион солдата Логра составляют продукты на две тысячи калорий.

– А рунархского – на четыре.

– Врешь, гнида. Не может солдат два мешка репы в день сожрать».

Оказывается, репа в сухом пайке – это не выдумка острословов-анекдотчиков. Меня потянуло в сон. Я привалился к мелко подрагивающей переборке и прикрыл веки.

Гравикоптер мчался над заснеженными равнинами. Несколько раз он зависал в воздухе, и солдаты отправлялись вниз, за новыми пассажирами. Просыпался я дважды: когда приволокли Джассера и когда один из каторжников зачем-то попытался меня пнуть. Брат Без Ножен едва не сломал ему ногу. Буянов спеленали силовой «розочкой», и они висели друг напротив друга, бессильно пуча глаза.

Чернявый таял от любви к миру. Он предложил Джассеру выпить, и тот не стал отказываться. Струйки вина стекали по его подбородку. Каторжники глотали голодную слюну.

Я знаю тайну рунархов. Лионесцы меньше похожи на людей, чем рунархи, хоть у нас и общие предки. Но лионесцев мы считаем своими, а рунархов ненавидим. Всё дело в том, что внутри нас живёт мохнатый четверорукий зверёк. Он любит прыгать по ветвям деревьев и кидаться в тигров нечистотами.

А зверёк рунархов другой. У него мягкие лапы, и, поймав мышь, он играет с ней в кровавые игры.

Вряд ли наши звери когда-нибудь уживутся.

* * *

Гравикоптер прибыл на площадку во второй половине дня.

Я огляделся, отыскивая окраинников. Четверых я увидел сразу, а ещё пятеро оставались в тени, но я их чуял затылком. Интуиция счетчицы не подвела. Все заговорщики стояли примерно на одном расстоянии от своих десятников-регистраторов. Когда подойдёт наша очередь, мы должны попасть на одну площадку.

Интересно, как сама Торнадя относится к своей безошибочности? Думаю, что дурачится она, чтобы компенсировать тягость всезнайства. Галча была слишком серьёзной. Потому и провалилась на экзамене. «От многой мудрости много скорби, и умножающий знанье умножает печаль», – сказал когда-то Экклезиаст.

Я сам не заметил, как подошла моя очередь. Заключённые приближались к столам, выслушивали приговор регистраторов и безропотно переходили на одну из очерченных цветными силовыми полями площадок.

Больше всего людей было на четвёртой – бело-красной. Рунархи кучковались на сине-зелёной. Нашу площадку я определил сразу: салатовая, самая маленькая. На ней уже стояли друг автоматов, историк, Гибкая Тири и Асмика.

Вот к ним присоединился Душепийца.

За ним – Белая Ллиу-Лли.

Клерк за столом прищурил на меня сонные глаза. Веки его были словно очерчены красной кисточкой.

– Изгой PVP-534792? – устало спросил он.

– Да, душа регистратор.

– Твой коридор – светло-зе… – он запнулся. Принялся рыться в кипе нотпагов на столе. Не найдя того, что искал, полез в ящик стола. Я наблюдал за ним с деланным равнодушием.