– Позвольте мне проводить вас, – продолжал доктор тихо, стоя перед нею с жалко опущенными руками, на нём лица не было.

– Да-да, дорогая, – поддержала доктора хозяйка. – Пусть доктор Легг тебя с Мэри проводит!..

– Ах, не стоит беспокоиться, сэр! – вскричала миссис Уинлоу. – Мы и сами дойдём прекрасно. Тут недалеко, и все улицы сегодня хорошо освещены. До завтра!

И она, схватив дочь за руку, бросилась в двери.

Когда джентльмены вышли от Трелони, доктор сказал капитану с обречённой улыбкой:

– Женщины меня не любят…

– Перестаньте выдумывать, доктор, – ответил капитан.

Он натянул поглубже бобриковую* шляпу с заломленным полем и обернулся из-за плеча на Платона и Томаса: идут ли они?

– Я уверен, что она это сказала, не подумав, просто от неожиданности, – продолжил капитан. – Так бывает, я по себе знаю… Ведь и мы, мужчины, тоже, впопыхах сказанём что-нибудь, а потом и сами удивляемся. Я уверен, что она уже сейчас раскаивается и сама не рада, что так вам ответила.

– Нет, не успокаивайте меня, капитан! – заспорил доктор с твёрдым убеждением в голосе. – Я чувствовал это всегда! Женщины меня не любят!

– Несусветная чушь, сэр! – вскричал капитан. – Просто мы, английские мужчины, не завзятые сердцееды, мы не велеречивы, и не больно-то обходительны. Для нас ухаживание за дамой, – словно хитрая игра, главная цель которой избежать оскорбления и неловкости для себя. Вот почему вы не настояли сейчас на своём?

– Ну! – доктор заметно опешил. – Я подумал, что это не куртуазно по отношению к даме.

– Вздор! Вы должны были настоять на своём, причём сделать это куртуазно! – воскликнул капитан. – У вас бездна обаяния, Джеймс! Так что же вы им не пользуетесь?

Он внезапно остановился прямо посреди тёмной улицы и взял руку доктора в свои, при этом ничего не подозревающие Томас и Платон чуть не налетели на них сзади. Только те этого не заметили, потому что капитан прижал руку опешившего доктора к своей груди и сказал ему низким голосом, глядя на него из-под опущенных ресниц:

– Дорогая, зачем вы так говорите? Ведь если с вами что случится, я никогда себе не прощу, что не проводил вас… Вы хотите, чтобы я умер, мучаясь жестоким раскаянием?

И столько ласки было у него в глазах, причём ласки призывной и всё понимающей, что у доктора кольнуло сердце.

– Вот как вы должны были ей сказать, – продолжал капитан уже обычным своим голосом, отпуская руку доктора.

И они снова пошли по улице: двое – впереди, двое – сзади. Снег хрустел у них под ногами, ветер развевал полы одежд и скрипящие вывески мелких лавочек, встречающиеся по пути.

Какое-то время капитан и доктор шли молча.

– Она вам очень понравилась? Миссис Уинлоу? – вдруг спросил капитан, поводя плечами и кутаясь плотнее в плащ.

– Да… Очень, – глухо ответил нахохлившийся доктор в воротник своего плаща.

Он почему-то вдруг ужасно забеспокоился о том, как миссис Уинлоу с дочерью добралась до дома.

Тут капитан сказал:

– А холодно сегодня, однако, господа. Хорошо, что мы уже пришли!

И первым взбежал на крыльцо.

****

На утро следующего дня Сильвия написала письмо лорду Грею.

В нём она писала, что он прекрасный человек и достойная партия для любой женщины, но она просит её простить, если только это возможно, потому что ей никак нельзя выйти за него замуж – это просто не в её силах.

Письмо получилось не совсем гладким, сумбурным, но у неё уже не было сил его править. Не доверяя слугам, Сильвия сама отнесла письмо в почтовое отделение. А поскольку то было закрыто по случаю праздников, то она не пожалела времени и отнесла письмо, к немалому удивлению почтмейстера, к нему домой, только чтобы оно с первыми же днями нового года ушло по адресу.

В этот второй день Рождества по всей Англии справляли «Boxing Day» – буквально, «день коробки или ящика» – и ящика не простого, а с подарками, конечно. По традиции в этот день, день святого Стефана, в церквях открывали копилки-коробки с пожертвованиями, и их содержимое священник раздавал бедным.

О пожертвованиях и начала говорить миссис Уинлоу, когда пришла к своей старой подруге Гертруде Трелони. И уже потом миссис Трелони спросила у неё, пытливо заглядывая в глаза:

– Скажи, Сара, почему ты вчера не приняла приглашение доктора Легга проводить тебя? Джордж отзывается о нём, как об очень достойном господине… Он тебе не понравился?

Миссис Уинлоу заметалась глазами, потом уставилась в одну точку и, наконец, пролепетала:

– Ах, Труда, совсем не в этом дело.

– Да в чём же, дорогая? Скажи! – не отставала та.

– Я не знаю… Я почему-то так испугалась! – прошептала миссис Уинлоу. – Наверное, я уже отвыкла от мужчин.

Проговорив это, смущённая миссис Уинлоу подняла глаза и посмотрела на подругу огромными зрачками затравленной лани. Миссис Трелони облегчённо заулыбалась и сказала:

– Ну, если дело только в этом… А к мужчинам легко привыкаешь, поверь!

– Нет, дело не только в этом, – вдруг твёрдо произнесла оправившаяся от смущения Сара Уинлоу, и веер быстро забился в её руке. – Мужчины всегда пропадают. Вот ещё вчера он ходил возле тебя, вздыхал и делал тебе комплементы, а завтра… После того, как ты отдала ему самое дорогое, что в тебе есть – тело, а главное, душу… Глядишь – а его уж нет! Исчез, испарился, оставив тебя страдать и надеяться, что он ещё появится. Я так устала от этих надежд и ожиданий… Лучше быть одной.

Миссис Трелони застыла, не зная, что на это ответить. Тут ей доложили о приходе новых гостей, и она, участливо обняв подругу, ушла их встречать.

В этот день у супругов Трелони капитан опять был в жюстокоре гридеперлевого цвета, и этот серо-жемчужный тон удивительно шёл его голубым глазам и светлым прямым волосам, стянутым в хвост. Это отметили впоследствии даже кавалеры, про себя конечно, а уж дамы… О, дамы поняли сразу, с первого взгляда! А общество в доме Трелони собралось в этот день исключительно достойное.

Кроме наших старых знакомых (капитана, Томаса и доктора Легга, который не отходил от миссис Уинлоу ни на шаг) на боксинг-дей к гостеприимным хозяевам пожаловали: лорд Чарльз Бриффилд, крупный землевладелец (с супругой и выводком детей); мистер Уильям Ньюком, негоциант и судовладелец (с супругой); мистер Генри Лилберн, судовладелец (с супругой и двумя дочерьми-девицами); мистер Джон Мэтьюс, помещик-сквайр (с супругой и сыном-юношей) и ещё два-три морских капитана (с супругами и без оных), имён которых сейчас уж не припомнить, не взыщите.

После чая, который прошёл исключительно весело (Томас потом говорил, что никогда в жизни так много не смеялся), а всё благодаря капитану, которого избрали «лордом беспорядка», гости прошли в гостиную, расселись и стали между собой разговаривать.