Спустя неделю Лили «окрестила» его Линкольном. Чтобы убить время в дороге, она часами перебирала мужские имена. Дважды, когда погода портилась, она останавливалась в дешевых мотелях и проводила счастливые вечера, просматривая местные телефонные книги и газеты в поисках имен, «потом произнося самые интересные вслух, себе и ребенку, сидевшему рядом на кровати. Но „Линкольн Винсент“ звучало так себе. Если ей нужно было теперь сменить фамилию, она решила подобрать такую, которая сочеталась бы с „Линкольн“. „Аарон“ пришло ей в голову где-то в районе Пеппер-Пайка, штат Огайо.

Поначалу она ехала на восток с максимально допустимой скоростью. Однако стоило ей пересечь границу штата и попасть в Огайо, как она принялась колесить по проселочным дорогам; каждое утро она сосредоточенно изучала карту, а затем направлялась к городкам, имена которых ее заинтересовали: Минго-Джанкшн, Типп-Сити, Вайоминг.

Купив машину, Лили отправилась в путешествие с шестью сотнями или чуть больше долларов в кармане. Она старалась расходовать их экономно, но нужен был бензин, еда, а Линкольну требовалось так много всего, что деньги вышли через три недели. Лили остановилась в Гамбиере, штат Огайо, и нанялась на работу в магазинчик, торговавший оккультной литературой, благовониями, бусами и тому подобным — он обслуживал студентов колледжа Кеньон. Хиппи, хозяину магазина, она сказала, что она с Востока, сбежала от мужа-наркомана, который ее бил. Босс произнес одно слово: «Урод» — и разрешил ей брать ребенка с собой на работу. Лили сняла крошечную квартирку возле студенческого городка и в свободное от работы время училась ухаживать за ребенком.

С самого начала люди были с ней добры и услужливы. Лили не знача почему — потому ли, что теперь ей везло, или потому, что они видели, как она счастлива своим сияющим, воркующим сынишкой. Радость быстро распахивает перед вами сердца. Лили знала, что совершила чудовищный поступок, но никогда еще не была так счастлива. В ее жизни произошло два, казалось бы, несовместимых события, которые удивительным образом слились в одно: она одновременно стала и матерью, и преступницей.

Линкольн и Лили Аарон прожили в Гамбиере почти два года. Маленький университетский городок идеально им подходил. Деревенский, но не скучный, либеральный и достаточно пестрый, чтобы при виде хорошенькой молодой матери-одиночки и ее карапуза никто не вскидывал бровей. Конечно, Лили тщательно следила за тем, что говорит. Только под нажимом и с величайшей неохотой рассказывала она историю об оставшемся в Нью-Йорке муже Рике, который вынудил их бежать.

Когда через год книжный магазин прогорел. Лили нашла работу в городе, в ресторане, специализирующемся на мясных блюдах, в качестве старшей официантки и менеджера дневной смены. А значит, Линкольна пришлось отдать в ясли, но ясли в Гамбиере были чудесным, светлым и радостным местом, а их персонал переполняла унаследованная от шестидесятых и смотревшаяся почти анахронизмом увлеченность маленькими детьми и их воспитанием. В то же время Лили смогла научиться делу, которое по-настоящему полюбила. У нее появились друзья, а потом возник недолгий роман со студентом из Вьетнама, приехавшим учиться по программе обмена. Он был нежен, умен и оказался прекрасным любовником. Когда он предложил ей съездить в Нью-Йорк, развестись с Риком Аароном и, вернувшись, выйти за него, Лили уехала из Огайо.

Жарким тихим августовским днем, в субботу, когда все жители городка или отдыхали за городом, или прятались по домам от солнца, она со своим похищенным ребенком села в нагруженный «опель» (прошедший ремонт перед дорогой) и уехала. Линкольну она сказала, что они едут наудачу, куда-то в другие, новые, места, и если им там понравится, они останутся. Он не возражал: главное, что мама рядом. Оттого ли, что он не знал отца, или по природной неуверенности, но Линкольн не любил надолго расставаться с Лили. Когда он ходил в ясли, проблем не возникало, потому что ему нравились воспитатели, а он явно нравился им. Но мать, бесспорно, была для него центром вселенной. Не важно, нравилось ли ему жить здесь: раз мама сказала, что пора ехать и там, куда они едут, будет весело, мальчик первым прыгнул в машину. Пока мама рядом и он знает, что она всегда будет рядом, только руку протянуть, — все в порядке.

Они поехали на север из-за одного человека из Милуоки — Лили обратилась к нему, узнав, что он может изготовить фальшивые документы и паспорта для нее и ребенка. Лили прожила два года вдали от больших городов, и тамошний грохот и гам ошеломили и безумно раздражали. Как только поддельные бумаги были готовы, они с Линкольном двинулись дальше на север и, наконец, приехали в Эпплтон, штат Висконсин. Там находился университет Лоуренс, и хотя город оказался гораздо больше Гамбиера, Лили он понравился, и они остались.

Портленд, штат Орегон, стал последней остановкой перед тем, как семейство Аарон прибыло в Лос-Анджелес. Почти сразу по приезде Лили увидела в «Лос-Анджелес уикли» объявление о работе в ресторане. Поместил его Ибрагим Сафид.

— Почему ты не сказал мне, что знаешь?

— Лили, а как бы ты поступила на моем месте?

— Давно сбежала бы. Но это потому, что я уже десять лет убегаю. Малейший сигнал на экране — и меня нет. — Нагая, она сидела в позе лотоса лицом ко мне. — Ты кому-нибудь сказал?

— Никому. Посмотри на меня! Поверь: я никому не говорил.

— Хорошо. Что ж, я вынуждена тебе верить. А теперь что, Макс? Поверить не могу: ты знаешь. Знаешь все. Как ты поступишь?

Я положил ей руку на горло и мягко толкнул, опрокидывая на постель. Приподнялся, лег сверху и, раздвинув ей коленом ноги, очень бережно скользнул во влагалище. Глаза у Лили широко раскрылись, но она не произнесла ни слова. Я толкал, пока не вошел так глубоко, как только мог, затем завел ей руки за голову и накрыл своими. Некоторое время мы молча лежали так. Этот миг и тайна, объединившая нас, выходили за пределы секса, и все же я был упорен и резок. Губы Лили были возле моего уха, когда она заговорила почти шепотом:

— Я люблю тебя. Не важно, что ты сделаешь с нами или со мной. Знай, что я люблю тебя так, как никогда никою не любила,

— Я знаю.

— Это ужасно. Вот все, чего я хотела от жизни: ты здесь. Линкольн спит в своей комнате. Я просто молилась, но перестала, потому что не знала о чем. Молиться, чтобы ты не сказал, что все знаешь, молиться, чтобы ты не разлюбил меня. Все перепуталось. И какое право я имею молиться? К какому богу мне обращаться за помощью? Люди говорят, что хотят справедливости, но это неправда. Мы хотим, чтобы повезло нам, и никому другому. Даже сейчас какая-то часть меня твердит, что я не заслужила наказания, потому что я не сделала ничего дурного. Я делаю другим добро. Разве это не сумасшествие? Не безумие? Ох, Макс, что же ты собираешься делать? Ты знаешь?

— Да. Я собираюсь жениться на тебе и постараюсь быть Линкольну хорошим отцом.

— О господи. О господи.

Она странно задышала, словно задыхаясь. Наши лица разделяло всего несколько дюймов, и мы неотрывно смотрели в глаза друг другу. Ни она, ни я не улыбались, мы не испытывали радости. На что бы ни надеялась Лили, думаю, она не ожидала такого. Сохранить в тайне ее непростительный грех означало отказаться почти от всего, во что я верил.