Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обострились отношения с соратниками-римлянами. Ливий пишет, что многие из них были казнены по ложному обвинению в измене (ер. 92). Когда началась кампания следующего года, некоторые воины-римляне перебежали к Метеллу. Аппиан пишет, что Серторий «жестоко и по-варварски поносил перебежчиков», обвиняя войско в измене, что вызвало недовольство солдат (очевидно, римлян и италиков): из-за немногих они подвергаются оскорблениям, хотя ради Сертория вынуждены сражаться против соотечественников. Кельтиберы же[610] издевались над ними как утратившими доверие предводителя. Тем не менее, добавляет Аппиан, воины-римляне не покидали Сертория, ибо не было более храброго и удачливого полководца, чем он (ВС, I, 111–112).
Этот рассказ чрезвычайно любопытен. Он показывает, что у мятежного проконсула были основания для казней, о которых пишет Ливий, коль скоро кое-кто из его людей перебегал к римлянам[611]. Правда, трудно судить, не оказалось ли среди казненных невинных жертв. Что же касается возмущения войска, то трудно понять, почему воины, оскорбляемые Серторием, не ушли к врагу, как то уже сделали некоторые из них. К. Нойман объясняет это тем, что «благоприятный прием для римских перебежчиков в лагере полководцев сената был невозможен»[612]. Однако Цицерон сообщает, что Помпей милостиво обращался с переходящими на его сторону повстанцами из числа римлян (Verr., II, V, 153). Да и вообще сложно представить, что Серторий стал бы обвинять в измене всех воинов-римлян из-за измены нескольких человек. Логично предположить, что речь шла об измене некоторых высших командиров, а те из них, кто остался в лагере повстанцев, подверглись оскорблениям раздраженного полководца. Тогда становится понятным, почему простые воины хранили Серторию верность до конца. Отношения же с ближайшими соратниками закончились печально.
Эти и другие свидетельства привели И. Г. Гурина к мысли о том, что с конца 75 г. антисулланское движение превратилось в антиримское восстание. Испанцы явно преобладали теперь над инсургентами-римлянами, в противном случае вряд ли посмели бы насмехаться над ними. Соратники Сертория жаловались, что находятся под командованием врагов Рима (πολεμιω ''Ρωμαιων εστρατευοντο). Только из туземцев состояла охрана полководца, а римляне были отстранены от этой службы (Арр. ВС, I, 112). Эмигрантский сенат превратился в посмешище (Plut. Sert., 25, 2; Diod., XXXVII, 22а). Политическое руководство в повстанческом лагере перешло к испанцам, а Серторий сохранил за собой лишь военные функции[613].
То, что туземцы теперь в численном отношении безусловно преобладали над римлянами, сомнений не вызывает. Несомненно, это изменило лицо восстания, и его руководитель окончательно превратился в вождя «варварских» шаек. Но вытекает ли отсюда ограничение его функций? По отношению к римлянам он продолжал сохранять империй. То же можно сказать и о некоторых племенах — как известно, до своей смерти Серторий держал заложников и узников из числа туземцев (Арр. ВС, I, 114). Вряд ли он мог это делать на основании только военных полномочий. Что же касается «непримиримых» племен — ареваков, ваккеев, лузитан и др., то их автономия, насколько известно, не нарушалась и раньше. Другое дело, что представители таких племен стали составлять явно большую часть повстанцев, чем прежде.
Не следует абсолютизировать и данных Аппиана о недовольстве воинов Сертория тем, что ими командуют враги Рима. Никаких доказательств того, что римлянами «командовали» туземцы, у нас нет, а эти слова могли быть сказаны в раздражении после ссоры с насмехавшимися над ними испанцами.
В целом же власть Сертория была достаточной, чтобы эффективно руководить повстанцами. В данных источников о кампаниях 74–73 гг. нет сведений о том, что повстанцы действовали несогласованно, не выполняли приказов полководца и т. д. В глазах воинов он продолжал пользоваться огромным авторитетом (Арр. ВС, I, 112), а недовольство высших офицеров пока не сказывалось на ситуации.
Куда более острая проблема возникла с финансами. По данным Саллюстия, Серторий, как и Помпей, зимой 75–74 гг. не платил войску жалования (Hist., II, 98, 7). Диодор видит причину этого в жадности полководца (XXXVII, 22а), но подобные объяснения вряд ли можно принимать всерьез. Очевидно, дала себя знать потеря восточного побережья и части Ближней Кельтиберии. Неудивительно, что в этих условиях Серторий пошел на союз со злейшим врагом Рима — царем Понта Митридатом VI Эвпатором. Идя на него, он рисковал дискредитировать себя в глазах тех жителей Рима и Италии, которые еще сочувствовали ему[614], но изгнаннику уже нечего было терять — рассчитывать на поход в Италию не приходилось.
Инициаторами его стали фимбрианские офицеры Л. Магий и Л. Фанний, находившиеся при дворе Митридата. Они убедили его отправить послов к Серторию, который стал обсуждать предложения царя в «сенате» (Арр. Mithr., 68; Oros., VI, 2, 12). Согласно Плутарху, «сенаторы» предлагали принять условия Митридата и отдать ему в обмен на корабли и деньги не только Вифинию, Каппадокию, Галатию и Пафлагонию, но и римскую провинцию Азия. Ведь они «уступают Митридату ничего не означающее имя и права на то, что им самим не принадлежит, а взамен получают самое для них необходимое». Однако Серторий заявил, что «не следует искать успеха за счет владений отечества», и отказался передать царю Азию. Тем не менее