«оккупированной» территории СССР, выступал также Розенберг, который заявил, что «понятие Советский Союз должно быть стерто с географической карты».

Верно:

Начальник 1 Управления НКГБ Союза ССР

Фитин»166.

Полужирным шрифтом выделены фрагменты от двух разных источников.

По-видимому, в напряженной обстановке последних предвоенных дней, когда как никогда была нужна достоверная информация о противниках и «друзьях» вроде Черчилля, Сталину надоело читать лабуду про первоочередную бомбежку авторемонтных мастерских Москвы, заводов Донбасса, переезд Геринга и прочую фантастику. Ведь, кроме нападения Гитлера, на повестке дня висит вопрос, удастся ли удержать Англию от провокационного удара по советскому Закавказью… Поэтому терпение Сталина лопнуло, и он написал то, что давно пора было написать на тех сообщениях Тимошенко, Жукову и руководителям разведки: «Т-щу Меркулову. Можете послать ваш “источник” из штаба германской авиации к …ной матери. Это не “источник”, а дезинформатор. И. Ст.»167.

Посланный к матушке источник из штаба авиации – это и есть «Старшина». Очевидно, под действием этой резолюции внезапно прозревшее руководство разведки срочно начало составлять перечень сообщений «Красной капеллы» за период с сентября 1940-го по 16 июня 1941 года, подписанный начальником внешней разведки НКГБ Фитиным 20 июня 1941 года168.

Но тут дело даже не в этом.

Кто только ни доказывал, будто Сталин не верил, что немцы нападут на СССР в 1941 году. Как правило, все они основывались на высказываниях таких держащих нос по ветру и оттого ненадежных как свидетелей в скользких вопросах исторических личностей, как Жуков, Микоян и др. Вот только слов самого Сталина, утверждающих обратное и подтвержденных документами, к сожалению, пока не опубликовано. Точнее – почти не опубликовано, кроме вышеприведенного.

Обратите внимание, что Сталин, послав по матушке одного агента, не усомнился в правдивости второго агентурного источника – из министерства экономики Германии. Который сообщил, что уже назначены хозяйственные руководители территорий СССР после его оккупации, а СССР подлежал стиранию с лица земли. То есть Сталин ничуть не сомневался, что немцы вот-вот нападут на СССР, и своей резолюцией по сведениям «Старшины» это прямо высказал.

И теперь сравните, как относился к подобным сообщениям начальник Генштаба РККА Г.К. Жуков. Первое издание его знаменитой книги «Воспоминания и размышления» вышло еще в 1969 году. Следовательно, у него было достаточно времени все обдумать и отделить, так сказать, зерна от плевел. Вот что он написал там о сообщениях такого же уровня и качества от этих и других разведчиков:

«6 мая 1941 года И.В. Сталину направил записку народный комиссар Военно-Морского флота адмирал Н.Г. Кузнецов:

“Военно-морской атташе в Берлине капитан 1 ранга Воронцов доносит: …что, со слов одного германского офицера из ставки Гитлера, немцы готовят к 14 мая вторжение в СССР через Финляндию, Прибалтику и Румынию. Одновременно намечены мощные налеты авиации на Москву, Ленинград и высадка парашютных десантов в приграничных центрах…”

Данные, изложенные в этом документе, также имели исключительную ценность»169.

Пропустим дату вторжения 14 мая, которую Георгий Константинович и четверть века спустя тоже посчитал исключительно ценной – возможно, он просто не обратил на нее внимания. Гораздо хуже, что тут он подал как исключительно ценные сведения сообщение о все том же «клещеобразном ударе» через Прибалтику и Румынию, что присылал ему «Старшина», а также о мощных налетах на Москву и Ленинград. Даже через четверть века Жуков не понял, что ему вешали на уши лапшу.

Но что еще в этом моменте интересно. Определив в резолюции к тому документу «Старшину» как дезинформатора, Сталин должен был послать к той же матушке и его сообщение, что подготовка Гитлера к нападению на СССР полностью завершена и удара следует ожидать в любой момент. Но Сталин умел отделять правду от дезинформации. Напомню, что это сообщение он обсуждал с руководителями разведки 17 июня 1941 года. Что произошло на следующий день, мы подробно рассмотрим в следующей главе.

Глава V

18 июня 1941 г. – привести в боеготовность все части

Можно не торопиться

То, что наркомат обороны ожидал нападения немцев после 1-го июля, – уже само по себе беда, но, к сожалению, она далеко не единственная.

Прежде чем приступить к событиям последних предвоенных дней в приграничных войсках, необходимо выяснить, как комсостав Красной армии представлял себе начало боевых действий с Германией. Точнее, как по их представлениям должны были действовать немцы в момент нападения.

В декабре 1939 г. 87-я стрелковая дивизия, оборонявшая участок прикрытия № 2 в полосе 5-й армии, получила следующий приказ на оборону границы:

«1). Прочно удержать государственную границу на р. Буг на участке иск. Паридубы, Крыстынополь.

2). Прикрыть Луцк с направления Красностав.

3). В случае попыток вторжения противника на нашу территорию в пределах участка активными действиями уничтожить его, не дав отойти за линию границы»170.

На тот момент в первой линии дивизии, в районах Устилуга и Крыстынополя, находились два стрелковых полка. Примерно в середине участка и чуть восточнее располагался резерв в составе стрелкового полка и батальона танковой бригады, предназначенные для проведения контратак в направлении мест прорыва противника. (Два стрелковых полка в первой линии и один во второй, в резерве – обычное расположение приграничных дивизий в боевом положении.) При ширине участка 90 км прикрыть его позиционной обороной такими силами невозможно. Поэтому оборону предполагали активной – контратаками уничтожить прорвавшегося противника, не дав ему отойти за линию границы.

Но в декабре 1939 года это было вполне реально. К тому времени вермахт перебросили на французскую границу, оставив в Польше от силы полтора десятка германских дивизий. Если бы в тот момент случилась война с Германией, то немцы при всем желании не могли бы ничего предпринять, кроме вылазок мелких групп на советскую территорию.

Однако после поражения Франции ситуация на советско-германской границе радикально изменилась. К середине июня 1941-го немецкая группировка в южной Польше многократно усилилась. Но на советской стороне от прежних спокойных времен почти без изменений остался порядок ввода в бой дивизий прикрытия, жестко диктовавшийся внешнеполитическими условиями, в которых находился Советский Союз.

Этот момент следует еще раз повторить: как и раньше, в июне 1941 года план прикрытия для приграничной дивизии официально мог вводиться только с началом войны! Никаких прямых команд «ввести в действие план прикрытия», установленных директивными документами, до начала боевых действий, т.е. до утра 22 июня 1941 г., не могло быть в принципе. Момент же начала войны командир соединения определял по одному из следующих фундаментальных признаков:

– переход границы