Но Катька меня заставила. Мы отбили телеграмму с коротким словом «Приезжай». Отец, конечно, все понял и тут же приехал. Увидев меня, вопросов не задавал.

Молча собрал Ольгины вещи, схватил ее за руку и бросил:

– Все, на выход!

Она, конечно, заплакала. Уезжать ей не хотелось.

Я молчала, отвернувшись к окну. Катька, не поднимая глаз, черкала что-то в альбоме.

– На выход! – повторил твой отец.

И тут она заголосила. Господи, откуда в ребенке может быть столько гнили? Она орала, что я ее не кормила, не брала на пляж, не давала денег на мороженое. Лупила ее по лицу, не выпускала во двор. Вкусное покупала Катьке, а ей нет.

Я вышла из комнаты. Катька с удивлением рассматривала сводную сестру. А Олег, не выдержав, дал Ольге пощечину.

Громко хлопнула входная дверь, и я вздрогнула. Только бы достал билет, только бы посадил ее в самолет. Только бы она улетела.

Улетела. От стыда муж боялся поднять на меня глаза. Ни слова не говоря, я его обняла.

Оставшуюся неделю он пробыл с нами, и это были очень счастливые дни. На арендованной у рыбаков моторке мы уплывали на маленькие островочки, ловили рыбу, жарили ее на костре. Валялись до вечера, пили домашнее вино, и Катька вела себя тихо, не вредничала, читала под кустом или рисовала в альбоме. Мы были счастливы, хотя, конечно, осадок остался.

Там же, в Сочи, Олег сказал мне, что мечтает об общем ребенке.

Как я обрадовалась! Даже расплакалась. Я тоже хотела второго ребенка. И обязательно мальчика!

Но получилось у нас не сразу, только на пятый год. Мы оба были здоровы и готовы к деторождению, а не получалось. Мы почти отчаялись, оба страдали, надежды все таяли, и вдруг…

Какое же это было счастье! Олег носил меня на руках, предугадывал малейшие желания, привозил подарки и всякие вкусности. Не давал ничего делать – только гулять и отдыхать.

Словом, я была королевой, вознесенной до самых небес. А роль эта очень приятна. Приданое, от «а» до «я», купил он, твой отец. И все только лучшее.

Я была суеверна, да и годы, не молодуха, и заранее покупать ребенку боялась. Он, зная это, все спрятал, чтобы меня не нервировать.

В день, когда я тебя родила, сынок, твой отец словно помешался. Не уходил из-под окон роддома, дергал врачей, доставал нянечек и хватал за рукава медсестер. Его выгоняли, а он не уходил. Рожала я тяжело, почти сутки.

Ту ночь он спал на лавочке во дворе больницы. Охрана его не выгнала, пожалела.

В одиннадцать утра я тебя родила, и акушерка сказала:

– Ваш ненормальный рыдал как ребенок. А ведь взрослый, солидный мужик.

Я понимала, что все над ним посмеиваются. Но мне было на это наплевать – я была счастлива. Пусть думают все что хотят. Пусть сплетничают и шушукаются. Нам все равно.

Выписывались мы на четвертый день. Встречали нас двое – твой отец и Катерина, которую он крепко держал за руку. Оба выглядели перепуганными.

Взяв в руки младенца, отец долго вглядывался в твое сморщенное личико. Искал сходство? Да что там – смешно! Все младенцы одинаковы. Катька нетерпеливо дергала его за рукав – ей тоже хотелось рассмотреть нового члена семьи. Олег наклонился, чтобы тебя рассмотрела Катька. А потом с придыханием выдал:

– Боже, какой он красавец!

И вот тут я расхохоталась. Не обижайся, но красавцем ты тогда точно не был!

А дома было все постирано, поглажено и сложено стопочками. Дорогущие подгузники, кремы и маслица, палочки для чистки ушей, импортные бутылочки с картинками. Все было готово! И еще он приготовил обед. Катька хвасталась, что была в помощниках. Олег ее здорово хвалил.

Мне показалось, что те несколько дней, когда они были вместе, пошли им на пользу. В семейных хлопотах и заботах твои отец и сестра здорово сблизились.

Мы все были очень счастливы, сынок, что ты появился в нашей жизни. А как был счастлив твой отец! Здесь не о чем говорить, ты мне просто поверь. Как он трясся над тобой! Вскакивал по ночам, как только ты начинал хныкать. Вскакивал и когда ты крепко спал – не случилось ли чего? Из командировок звонил два раза в день, все ли в порядке. Гулял с тобой, если был дома. А уж если ты заболевал, тут вообще был караул! Непонятно, кому в первую очередь была нужна «Скорая» – тебе или ему.

Ты рос, а его любовь только крепла. Кстати, твое первое слово было не «мама», а именно «папа».

Знаешь, где-то я слышала, что почти всегда мужчина больше любит женщину, чем ребенка, и это нормально. Это и страх остаться одному, и пресловутый мужской эгоизм, и ревность к детям. Но здесь была другая история – если бы исчезла я, мне кажется, он бы смог пережить. Ну а про другое не будем.

Внешне ты всегда был похож на меня, и это его совсем не расстраивало. Он всегда говорил, как тебе повезло. «Ведь мама у нас такая красавица». Но тот, кто говорил, что сын похож на него, моментально становился ему желанным другом. Правда, смешно?

Жили мы хорошо, да только до поры. Бизнес этот, в котором крутился отец, закончился. Тогда вообще все стихийное начало уходить. На смену случайным людям пришли неслучайные, поделили зоны влияния, прекратились грабежи на дорогах, все были куплены, и, казалось бы, так было проще.

Но твой отец не захотел идти под кого-то, точнее, под бандюков. И его тут же выперли. У него началась депрессия. Он улегся на диван и… замолчал. Я понимала: он привык зарабатывать, привык быть кормильцем. А тут… А тут на работу пошла я. Только что я могла заработать в нянечках? Да, я сидела с ребенком. С девочкой Милой, двух с половиной лет. Девочка была сложная, капризная, без меры избалованная, залюбленная. И некрепкая здоровьем. Накормить ее, к примеру, было большой проблемой.

Родители Милочки, мои работодатели, были людьми занятыми, пахали с раннего утра до позднего вечера, домой возвращались поздно, а я сидела и ждала их прихода. Уложу девочку, перемою посуду, вытру пыль и смотрю на часы. Людьми они были не жадными и за дополнительные часы доплачивали с лихвой. Только все равно это было утомительно. Чужой, тяжелый ребенок и собственная брошенная семья.

Твой отец взял весь быт на себя: готовил, убирал, стирал, гладил, забирал тебя из детсада, проверял уроки у Катьки.

А Катька уже вовсю давала прикурить – переходный возраст.

Я приходила замученная, что-то жевала и тут же падала в кровать. Ты уже спал, а она еще вполне могла шляться по улицам. Караулить строптивую дочь у меня не было сил – караулил Олег.

Потом я узнала: пока я безмятежно спала, он бегал по улицам и искал эту дрянь. Сложно с ней было тогда. Впрочем, сложно с ней было всегда.

Олег без слез не мог смотреть на то, как я уставала. Требовал бросить работу, пытался устроиться сам. Но куда можно было податься? В продавцы или в водилы. По вечерам, дождавшись меня, он уезжал таксовать. Там были свои сложности – прибыльные места – у вокзалов, аэропортов, ресторанов или у рынков – были проданы. То есть шоферы платили дань смотрящим. Иначе никого не пускали. А твой отец, смешной человек, стал возражать. В общем, там он не пристроился и просто колесил по улицам в надежде поймать клиента. А это было непросто. Да и конкурентов было море.